Мертвец

Камень появился неожиданно, разбойником выскочил из-за сосен. Поговаривали, что камень вроде как ходячий, что в лунные ночи видели его то тут, то там по всему парку, но вот это, по моему мнению, полнейший бред. Не бывает бродячих камней. Вот и сейчас — камень хоть и проявился вдруг, но при этом находился на своём всегдашнем месте — как раз напротив кочегарки восьмилетней школы.

Катька остановилась. И я остановился. Думал, что сейчас вот-вот... Но она сказала:

— Смотри.

И пальцем указала. Я посмотрел.

Прямо перед нами на тропинке стоял блестящий пластмассовый грузовичок. Китайский, сразу видно.

Меня это несколько раздосадовало. Насколько я знал, целоваться в первый раз надо было как раз в непосредственной близости от камня, а не в пятнадцати метрах от него. Грузовичок же стоял как-то уж очень необычно, словно кто-то его тут нарочно выставил. И стеклянные фары так поблёскивали...

Красненько.

Но проявлять постыдное малодушие совсем не хотелось, я шагнул к машинке, наклонился, хотел откатить в сторону.

Не надо! — остановила меня Катька.

Почему?

Ты что, не видишь? Не видишь, как он стоит? Отойди лучше.

Я отошёл.

Он не хочет, чтобы мы тут были, — с досадой сказала Катька. — Не время, не место.

Ерунда...

Не ходи, говорю! — Катька поймала меня за локоть. — Тут постоим...

Как знаешь.

Мы глядели на камень.

А у меня в детстве нога подгибалась, — сказал я. — Бабушка меня на нём два часа держала. Потом прошло.

Чёртов камень. Тупой камень, не пустил. Не пустил, а мы могли бы и поцеловаться. Могли бы. Не везёт.

Раньше тут олень был, — сказала Катька. — Я фотографию видела...

Она уселась на пень от сгнившей сосны. Я стоял рядом. Я ждал. Брать инициативу в свои руки не хотелось — Катька вполне могла обсмеять, выставить идиотом, ну и вообще.

Злость. Я почувствовал её лёгкий толчок в спину.

Это правда, что тебя... — Катька кивнула в сторону музыки. — Ну, к нему... прикрепили, что ли... Правда?

С чего ты взяла?

Я постарался усмехнуться как можно более пренебрежительно, злость продолжала толкаться.

Да так, поговаривают...

Катька смотрела на меня и как бы сквозь.

Да, — я покачал головой, — придумают же...

А что, не так разве?

Я выдержал паузу, затем снисходительно сказал:

Видишь ли, у его отца случились некоторые проблемы. Ну, раньше, до того, как его сюда перевели. Бизнес-свойства проблемы. Он был вынужден даже город поменять. А Упыря... ну то есть Дениса вроде как выкрасть пытались. Уже давно, но отец его на всякий случай не хочет, чтобы пацан один оставался. Вот меня и упросил.

Так ты что, телохранитель, что ли?

Да не, какой я телохранитель... Просто на всякий случай присматриваю. Чтобы с парнем ничего не случилось, я же говорю.

Присматриваешь, значит?

Кажется, Катька не поверила. Как-то левая щека у неё презрительно дёрнулась, но только слегка, самую малость.

Угу.

И почём нынче рыбка? — ехидно осведомилась Катька.

Нипочём. Я же не за деньги, а просто, попросили. У его папашки брат родной в Москве в одном вузе ректором, так что вот.

Это я только что выдумал. Экспромт. Сказал с наивозможной небрежностью.

Нормально... — Катька кивнула уже без ехидства. — Нормально. Только он какой-то... Противный.

Привыкай, теперь он в нашем классе учиться будет.

Он же маленький! — удивилась Катька.

Это он только с виду маленький, на самом деле он наш ровесник. Просто... ну...

Я огляделся.

Он это... больной. Что-то эндокринологическое. Нельзя больше трёх килограммов поднимать. Жалко пацана, короче.

Ясно. А я думала, что ты к нему в холуи просто записался.

Промолчал. А что мне было сказать? Я бы и дальше молчал и наливался злобой, но тут из темноты вывалился Вырвиглаз как нельзя кстати.

Как это трогательно! — просюсюкал он. — Милые клянутся в вечной любви над гробом Бэмби...

Чего концерт не слушаешь? — Я отошёл от камня, с независимым видом привалился к сосне.

Всё, концерт накрылся, — сообщил Вырвиглаз. — У Пятака струны порвались, он всех подальше послал, теперь там диско-шмиско играет.

Я прислушался. «Маркус Вольф» больше не звучал, по парку действительно распространялось что-то приторно-карамельное: ты меня не полюбила — нечего любить дебила. Как раз те самые «бобики».

Так и знал, что вы тут, — Вырвиглаз кивнул на камень. — Романтики. А я к тебе, Леденец, между прочим, не просто так. По делу. Там не успел сказать, а сейчас вот...

Зачем? — не понял я.

За бронепоездом, — ответил Вырвиглаз. — У меня к тебе конкретное предложение — пойдём в батор.

Катька скептически хмыкнула. Всё-таки скот. Не мог потом подвалить со своим батором, нет, надо вот так, при Катьке...

Зачем? — опять тупо спросил я.

Ты чего? — хохотнул Вырвиглаз. — Не знаешь, зачем в батор ходят? Сегодня «Вольфы» выступали — это раз. Внеочередной дискач — это два. Все баторцы тут собрались, могу поспорить. А баторки у себя — они тяжёлую музыку не уважают. Так что батор в полном нашем распоряжении!

Катька громко прищёлкнула языком.

Какое везение! — сказала она. — Какая удача! Спешите, может, чего обломится...

А эту дуру, — Вырвиглаз кивнул на Катьку, — эту дуру брось, на фиг её.

Катька рассмеялась.

В батор, в батор, в батор! Пойдём, Леденец!