Мертвецы не тоскуют по золоту

— Дело Алисы зависло. Чем дальше в лес, тем больше дров. Солодова-младшего будут приводить в чувства не меньше месяца. От поимки Бабичева я ничего не жду. Кортик не мог попасть к нему в руки. Солодов-младший сидит, а его дружок повесился и был левшой. Убийство Анастасии Ветровой стоит на мертвой точке. Труп в саду не опознан. Его по ящику сотни раз показывали. Ни одного звонка. Максим Ветров со своей новой секретаршей в отпуск собрался. Прокурор ему дал добро на выезд, и тут хоть тресни. Очевидно, еще один убийственный роман писать будут. Против Эдуарда Чайки вообще ничего нет. Чист, как свежевыпавший снег. Смотрит на нас, как на идиотов, и улыбается. Куприянов весь его штат перетряхнул с этой злополучной "четверкой" с резиной от "Гудиер". И что? Повар сознался, будто ездил на усадьбу к Ветровым в тот вечер и оставлял там машину. У него роман с Неддой. Они в кустики ходили, а машина стояла у забора. Зачем Недда врала, что к матери бегала? Не хотела любовника подставлять. У повара жена и двое детей. Эдакий бык-осеменитель, терять она его, видите ли, не хотела. В итоге он обеспечил ее алиби на момент убийства Ветровой. Медсестра с художником любовью занимались вперемежку с выяснениями отношений. Садовник нажрался клофелина с водкой и дрых без задних ног. Доктор Кмитт упорхнул в Москву. На родные места мужика потянуло. Второй заход делает. Кортиков развелось, будто весь флот сдал оружие для резни. У садовника один из них украла жена, у жены украл сын, а у сына — убийца. Эстафета. Месяц прошел, а мы в бирюльки играем. Сидим на толчке и ку-дахтаем. Никто не виновен, все святые или мертвые.

— Не морочь себе голову, Саня. Все идет по плану. Видишь, как много ты уже знаешь. Это результат большой работы.

— По плану? Да, все идет по плану убийцы?

— И с этим можно согласиться. Только убийца не один, одному такое мероприятие не поднять. Слишком большой объем работы. Только маньяк может резать всех подряд одним ножом. Таких ловят быстро. Мы его не видим, и он сам на нас натыкается. А убийцы у нас на глазах ходят и, улыбаясь, здороваются за ручку. Займись рутиной, хватит тебе бегать и суетиться. Кто-то тут появился новенький и всполошил птичий двор. Пошли-ка ребят в аэропорт, на автовокзал. Пусть корешки полистают, людей опросят: кто приезжал, кто уезжал. Займись финансовыми делами Ветрова и Чайки. Откуда ребята деньги лопатой гребут? А может быть, их и нет? Фикция. Кто кому сколько должен. Ведь ты видишь, что в тихом омуте переполох подняли. Из-за ерунды не станут рубаху на груди рвать. В чем суть? Деньги? Месть? Тайна? В чем кто видит опасность? Какие кого ждут потери? Ради чего все это делается? Смерть на смерть натыкается. Жила себе больная дамочка, никого не кусала, и вдруг ее решили в холодной водичке искупать. Лежала бы да ела манную кашку. Ан нет! В купель ее, с головой и ногами. С нее вся цепочка начинается, а дальше все связаны между собой. Посторонних нет. И все с Ветровым связаны. Какова его роль? Наблюдатель? Вряд ли. Убийца?

— Он самый. Нарисуем картинку. Солидный банкир, магнат, капиталист, олигарх, гоняется с ножиком по собственному саду за бомжом, которого голод заставил за яблоками слазить. Догнал и прирезал.

— Не преувеличивай. Но я смотрю на книгу Ветрова как на предсказания Нострадамуса. Все сбывается.

— Ты сумасшедший, Леша.

— Ладно. Чувствую, уже пора. Я завтра утром еду в Москву. Книга Ветрова начинается с золота, а не с убийства. Вот и будем искать гнилые концы в мутном болоте. Меня в столице еще помнят. Авось не откажут в помощи.

На следующий день Трифонов проводил друга на вокзал. Вернувшись домой, он ощутил невыносимую тоску. Ему захотелось выть волком, и он завыл бы, если бы не соседи.

Глава вторая

Костяк заговорщиков.

16 июня 1972 года, Москва

Времена, названные впоследствии застоем. Времена, когда умирающая от скуки и однообразия молодежь была охвачена одержимыми идеями. Одни делали карьеру, другие смотрели на все с усмешкой и не знали, куда направить свою энергию. Серые пустые будни и бесконечные, бесполезные споры. Кто-то драл глотку на партийных собраниях, кто-то в очереди за бормотухой. Кто-то строил светлое будущее, а кому-то все было до лампочки. Одни вкалывали в две смены, другие сдавали пустые бутылки.

Восхищение вызывали космонавты, зависть — хоккеисты, разъезжавшие по заграницам, успехом пользовались актеры и зарубежные фильмы. Блат, дефицит, достаток вызывали те же чувства — восхищение, зависть и еще ненависть. Тогда никто не интересовался экономикой и это слово редко звучало в обиходной речи. Умелое ведение хозяйства, в основном домашнего, и есть экономика. Эталон богатства составлял триаду: машина — квартира — дача. Таких людей было немного, и они варились в собственном соку среди себе подобных.