Через час Лубэ мне перезвонил. Он подтвердил мою догадку. Именно эта пуля пробила сердце Лейлы. Разумеется, это ни к чему не вело. Просто придавало этой пуле тайну, которую я хотел разгадать. По тону его ответа я догадался, что Лубэ не считал расследование полностью законченным.
Я нашел Батисти в баре «Морской флот». Его «столовой». Бар стал местом встречи рулевых крейсерских яхт. На стене по-прежнему висели холст Луи Обидера, изображающий сцену карточной игры из «Мариуса», и фото Паньоля с женой на фоне порта. За столом позади нас Марсель, патрон объяснял паре итальянских туристов, что да, именно здесь снимался фильм «Мариус». Дежурным блюдом были обжаренные в оливковом масле морские моллюски и баклажаны с сыром в сухарях. Со светлым розовым вином из погребов Руссэ, из личного запаса хозяина.
Я пришел пешком. Ради удовольствия побродить в порту, грызя соленый арахис. Мне нравилась эта прогулка. Портовая набережная, набережная Бельгийцев, набережная Рив-Нёв. Запах порта. Моря и отработанной смазки.
Торговки рыбой, неизменно горластые, продавали дневной улов. Дорад, сардин, морских сомов и пателл. Перед прилавком африканца группка немцев торговалась из-за слоников черного дерева. Африканец восторжествует над ними. Он прибавит поддельный серебряный браслет, с фальшивой пробой. Уступит сто франков за все. Но все равно останется в выигрыше. Я улыбнулся. Таким я знал их всегда. Мой отец отпускал мою руку, и я бежал к слоникам. Я садился на корточки, чтобы рассмотреть их поближе. Я не смел прикоснуться к ним. Африканец смотрел на меня, вращая глазами. Это был первый подарок моего отца. Мне было четыре года.
С Батисти я пошел на обман.
— Почему ты навел Уго на Дзукку? Это все, что я хочу знать. И кто здесь что выигрывает?
Батисти был старый лис. Он тщательно жевал, допил свой бокал вина.
— Что тебе известно?
— Кое-какие вещи, о чем я не должен бы знать.
Его глаза искали в моих указания на блеф. Я не моргнул.
— Мои информаторы были точны.
— Кончай, Батисти! Мне на твоих информаторов насрать. Их у тебя нет! Тебе велели это сказать, ты это и говоришь. Ты послал Уго сделать то, на что никто не решился бы пойти. Дзукка был под «крышей». А Уго после этого убили. Полицейские. Хорошо информированные. Уго попал в западню.
Мне казалось, будто я ловлю рыбу на толстую лесу. На ней полно крючков, и я жду клёва. Батисти выпил свой кофе, и у меня возникло ощущение, что мой кредит исчерпан.
— Слушай, Монтале. Есть официальная версия, ты ее и держись. Ты легавый из пригорода, таким и оставайся. У тебя на берегу миленький домик, постарайся его сохранить. (Он встал.) Советы бесплатные. Счет за мной.
— А Маню? Ты тоже ничего не знаешь? Тебе на него плевать!
Я сказал это из злости. Я был дурак. Я выдавал гипотезы, которые сам же построил.
То есть, ничего убедительного. Я только высказал едва скрытую угрозу. Батисти пришел лишь ради того, чтобы вытянуть все, что я знал.
— Все, что касается Уго, касается и Маню.
— Но ты его очень любил, Маню. Разве нет?
Он бросил на меня злой взгляд. Я попал в самую точку. Но он мне не ответил. Он поднялся и пошел к стойке, держа в руках счет. Я пошел за ним.
— Я тебе признаюсь, Батисти. Ты меня облапошил, так ведь. Но не думай, что я все брошу. Уго заходил к тебе, чтобы получить наводку. Ты его ловко провел. Он только хотел отомстить за Маню. Значит, я тебя не отпущу. (Он забрал сдачу. Я положил ладонь ему на руку и склонился к его уху.) И еще одно, — прошептал я. — Ты так боишься сдохнуть, что готов на все. Ты трусишь. У тебя нет чести, Батисти. Когда я все выясню об Уго, я тебе припомню. Поверь мне.
Он высвободил руку, посмотрел на меня с грустью. Даже с жалостью.
— Тебя прикончат раньше.
— Лучше бы это случилось с тобой.
Он ушел, не обернувшись. Какое-то мгновение я смотрел ему вслед. Я заказал вторую чашку кофе. Пара итальянских туристов встала и ушла, расточая «чао, чао».
Если в Марселе Уго имел кого-то из близких, то они, конечно, газет не читали. Никто не объявился ни после того, как его пристрелили, ни после появления извещения о смерти, что я передал в утренние выпуски трех ежедневных газет. Разрешение на захоронение было выдано в пятницу. Мне пришлось выбирать. Я не желал, чтобы его бросили в общую могилу как собаку. Я достал мою заначку и взял на себя похоронные расходы. В этом году я в отпуск не поеду. Впрочем, я никогда не езжу в отпуск.
Могильщики открыли склеп. В нем были похоронены мои родители. Внутри еще оставалось место для меня. Но я решил подождать. Я не считал, что еще один постоялец может их стеснить. Стояла адская жара. Я посмотрел в темную и сырую дыру. Уго она не понравилась бы. Да и никому другому. Лейле тоже. Мы похороним ее завтра. Я еще не решил, пойду или нет. Для них, Мулуда и его детей, я теперь был совсем чужой. К тому же полицейский. Который ничему не мог помешать.