Мёртвые душат

Судя по всему, этих своих гостий — обеих — ноздреватый Плюст не собирался насильно удерживать в замке Глюм. А стоит только госпоже Кэнэкте увидеть Чичеро в его бедственном положении, как она, уж точно, не преминёт обо всём рассказать дочери Цилиндрона, а уж тогда… Ведь Плюст, при всей его величине и наглости, всё-таки не Живой император (будь он плох), и не отважится он на открытое противостояние некрократии в лице её ставленника, управляющего Цанцким воеводством…

Одного Чичеро приходилось всерьёз опасаться — собственной позорной робости и слабости. Ведь у него — мёртвого человека практически без тела — ныне отобрана и душа, отобрана, чтобы веселить гостей на вечерних представлениях. Его теперь нет, и более всего его нет тогда, когда он вспоминает, что его нет. Когда же его настолько уж нет, решится ли он обратиться к великанше Клюп с просьбой о спасении? Подойдёт ли он даже к фигуристой госпоже Кэнэкте, чтобы передать весточку отчаяния Лулу Марципарине, или же, ещё лучше, — самому Цилиндрону…

* * *

…Но, к успокоению Чичеро, встреча произошла — и как бы сама собой. Просто в том же коридоре, где находилась комната, посланника, Плюст разместил и спутницу своей дорогой великанши, так что Чичеро с Кэнэктой трудно было не встретиться.

— Не правда ли, Плюстик очарователен? — воскликнула госпожа Кэнэкта, как только выпустила посланника из своих радостных объятий.

— Очарователен? — удивился Чичеро.

— Он не каждому раскрывается, — объяснила Кэнэкта, — но у него очень большое сердце!

— Я не ослышался? Мы говорим об одном и том же великане? — недоумённо откликнулся Чичеро.

— Ой, вы совсем его не знаете! Совсем-совсем! — воскликнула женщина, уверенная в своём знании, — Он, конечно, любит эпатировать публику своей нарочитой грубостью и иногда до смерти пугает своих гостей. Но, право же, это не со зла! На самом деле он такой душка!

Мир в очередной раз переворачивался перед Чичеро, но — всё-таки встал на своё место. Что ж, если есть люди и великаны, к которым Плюст поворачивается другой — вежливой — своей стороной, значит, он, по крайней мере, не всесилен. Отрадно это помнить.

Не один Плюст, а весь замок преобразился на время пребывания здесь двух женщин. Именно для великанши Клюп из Окса и госпожи Кэнэкты старались в тот день рассказчики легенд, выуживая из глубин родовой памяти истории о влюблённом в лилию юноше, а также о весёлых приключениях в варварских землях прекрасной царевны.

Попытки переубедить подругу невесты в отношении очаровавшего её хозяина Глюма посланник Чичеро так и не сделал. Всё-таки, его тень была под контролем Плюста, хотя вечером она и подтвердила в очередной раз своё решительное неприсоединение к грубым развлечениям хозяина. Наблюдая за ужимками теней с балкона самого Плюста, Клюп и Кэнэкта от души хохотали, а Чичеро — вновь корчился от боли и ждал ночи как избавления.

* * *

Ночью — в кромешной темноте — пришла и прилегла к Чичеро на лежанку госпожа Кэнэкта. Он заметил её присутствие и чуть посторонился, давая ей место рядом с собой. Это — из чистого гостеприимства. Она прижалась к нему полуобнажённой грудью в невидимом ночном наряде, затем попыталась ощупать его шаловливыми пальцами и удивилась, заметив, что он спит в плаще. Она ждала нападения, но Чичеро не предпринимал никаких действий. Будь он прежним посланником Смерти, не лишённым своей воли и своей тени, он бы в два счёта выставил госпожу Кэнэкту из своей постели. Впрочем, думал он, ей и так будет не повадно приходить вторично. Дрожащая от желания дама понемногу успокаивалась и, должно быть, грустная досада проникала в её алчущее сердце. Её упругие формы переставали волноваться; возбуждение от собственной смелости угасало.

Госпожа Кэнэкта подавила злые слёзы отвергнутой женщины и — назло Чичеро — заснула, так разметавшись по его постели, что ему не осталось иного места, кроме как на краюшке. Для карлика столько места, конечно, более чем довольно, но посланнику Смерти довольствоваться таким клочком пространства — уж точно не солидно. Чичеро вяло пытался водворить госпожу в пределы допустимого, но та не желала знать никаких границ.

И тут выскочил на сцену возмущённый Дулдокравн. Он покинул плащ посланника, который с завёрнутыми в него частями тела грянулся на пол, и с агрессивными поползновениями напал на уснувшую женщину.

Что и как он с ней делал, Чичеро уж не знал… А впрочем нет, почему же не знал: он был свидетелем всего. Дулдокравн сперва заломил госпоже Кэнэкте руки за спину и, перевернув её на живот, крепко отшлёпал по звонким ягодицам; потом, возбудившийся от собственных же действий до всех возможных пределов, позабыл о вековом презрении Великого народа к человеческим женщинам, и воспылал к раскинувшемуся перед ним телу звериной похотью.