Теперь ложь привела его сюда, и Шеска опускает из портика складную лестницу. Рурк стоит внизу, как домовладелец, ожидающий, когда специалист закончит обработку дома от насекомых: руки уперты в бока, голова задрана, на лице требовательное выражение. Но что-то изменилось. Чуть-чуть мягче стал взгляд. За вопросом прячется страх. Все так неуловимо, что человек, плохо знающий Рурка, ничего не заметил бы, и это дает Шеске шанс. Еще Шеска понимает, что генерал отстранился. Как и многие другие за прошедшие годы, он хочет, чтобы все как-нибудь рассосалось. И хочет защитить Шеску.
И это желание – лучший шанс для Шески выбраться отсюда.
Самая большая удача может заключаться в мельчайшем изменении. Рурк слишком долго прожил в Вашингтоне. Приходится становиться мягче, когда занят только разговорами.
– Слышно было идеально, – говорит Шеска.
Лестница автоматически поднимается обратно в портик.
– Ну? – спрашивает Рурк.
– Никогда не слышал этих имен.
– Ни одного? И Фрэнка Грина?
– Если хочешь, чтобы мои люди помогли разыскать его, мы охотно подключимся.
Рурк подходит так близко, что их разделяет всего несколько дюймов. Он старается говорить жестко, но Шеска видит внутреннюю уязвимость.
– Я могу быть свидетелем защиты. Могу объяснить обстоятельства.
– Если ты считал, что материалы у меня, почему было не подождать, пока кто-нибудь не обыщет мой дом и не найдет их?
– Потому что они бы ничего не нашли, если бы ты не захотел. И потому что я обязан дать тебе возможность поговорить до нашествия варваров. Устраивайся в гостиной. Я сделаю кофе.
Это означает: «Еще раз обдумай, что говорить».
Но Шеске не надо ничего обдумывать заново. Рурк возвращается, неся две кружки с надписью «Вооруженные силы», в которые налит горячий, пахнущий орехами кофе. В кружку Шески отправятся три ложечки сахара. И чуть-чуть свежих сливок. Рурк знает Шеску, и никакого досье ему не требуется.
– Что случилось с Мичумом? – спрашивает Рурк, усаживаясь.
– Они с Чарли были… это самое. Ты видел рапорт. Они пошли в отель. И погибли при пожаре. Чарли курил и, наверное, уснул.
– Чарли был геем? Неправда.
Шеска пьет кофе, он абсолютно спокоен. Надо только выйти из этого дома – и он будет свободен. Пора перемешать шепотку правды со щепоткой лжи. Сначала ложь.
– Последние месяцы Чарли много экспериментировал.
Теперь правда.
– Он умирал от рака.
Рурк ставит кружку на стол. Шеска кивает.
– Проверь его медицинскую карту. Ему оставалось несколько недель. Наркотики могли убить боль, но она возвращалась. Поэтому он экспериментировал. Хотел все испытать. Съездил в казино в Атлантик-Сити. Попробовал кокаин. Я в это не лез. Мичум был одним из вариантов.
Когда-то – давным-давно – было время, когда он ни за что не смог бы обмануть Рурка.
– А что касается семьи Чарли, то я все устроил. Полностью оплаченные колледжи для детей. Двойная пенсия для жены. Я сделал все, что мог. Между нами говоря, я иногда сомневаюсь, был ли проклятый пожар случайностью. Настоящим гомиком был Мичум, а не Чарли. Может быть, Чарли почувствовал себя униженным. Может быть, у него начались боли. Не хочу знать. Самоубийство означает уменьшение льгот.
Их столько связывает. Но Шеска слышит, как тикают часы.
– Я не могу решить, говоришь ли ты мне правду или просто то, что я хочу услышать, – вздыхает Рурк. – Буду откровенен. Если материалы у тебя, оставь их мне. Я все им передам. И уходи. Иди куда хочешь. Отправляйся туда, куда у тебя заготовлены билеты. Они никогда не узнают, что ты был здесь.
«Нет, они сочтут тебя соучастником. Я не могу этого допустить».
Шеска произносит:
– Я тебе сказал. У меня нет никаких материалов.
Рурк поднимает руки.
– Еще я хотел сказать, что, если ты сохранил тот проект, я тебя не виню. И ты прав, что бежишь.
Рурк встает, и над его плечом Шеска видит сделанный цветным карандашом рисунок с вьетнамской рекой. Он узнает заросшую лесом излучину. Это недалеко от деревни, где когда-то, давным-давно, его отряд попал в засаду. Недалеко от тропинки, которая – со временем – привела его к Рурку.
А генерал говорит:
– Тридцать лет жизни ты отдал своей стране. В тебя стреляли. Ты потерял жену. Ты достаточно сделал для неблагодарных людей. Не твоя вина, если Вашингтон игнорирует твои предупреждения.
– Думаешь, так ты заставишь меня отдать тебе материалы, которых у меня нет?
За все эти годы Шеска ни разу не видел у Рурка таких эмоций, реальных или наигранных.
– Я хотел сказать тебе в глаза, что ты сдержал клятву, о которой рассказал мне на кладбище. И что через десять лет, когда наша страна лучше узнает, с какими угрозами сталкивается, люди, подобные тебе, станут героями. Я хотел, чтобы ты знал: ты никогда не подводил меня. Твоя страна в долгу перед тобой, а не наоборот. – Рурк остывает. – Но теперь я успокоился. У тебя нет этих материалов. Пусть и на несколько минут, но Воорт меня почти убедил.
– Ты успокоился? Представь, каково мне. Я сейчас же вернусь в Нью-Йорк и все улажу.
Рурк так и не коснулся своего кофе.