Любовь Бурнашева

Мертвые цветы

Он этого не знал и не желал, так получилось,

Но что-то бешеною тьмой по стенам билось,

Кирпичных арок спины выгнулись горбато,

Манил к себе огнями, но себя в руины прятал.

Бредёт шагами время-зверь по стенам улиц,

На мостовой куски асфальта дыбом вздулись.

От взгляда у домов сорвались с петель двери,

От взмаха рук летели вверх туманом перья.

Стекал свет фонарей как воск свечей и капал,

По подворотням ветер выл, ребёнком плакал,

Как гулкие шаги по мостовой стучали годы,

Запущенное колесо лишило в миг свободы.

Река вздувалась, на паром швыряла волны,

Глядя тревожно за весло держал паромщик,

Он Души молча посчитал, монеты взял устало,

Вскричал: – «Где, чёрт возьми, тебя таскало?

Я вечность жду и что твориться в этом мире,

Бушуют ураганы, что мне не усмирить их,

Решил за раз собрать все Души в этом свете?

Зачем устроил на земле ты катастрофы эти?»

Паромщик заглянул под капюшон тревожно:

–«Ты на себя, мой друг, сегодня не похожий.»

-«Вот здесь, – Рука на грудь, – Там что-то бьётся,

Мир изменился, вижу яркий свет и солнце,

И музыка звучит, орган церковный слышу,

И пенье птиц, и запах трав степных и небо вижу.

Там на горе, – Махнул рукой, – Там дом стоит,

И девушка. Её движения воздушны и легки,

Таинственно и чувственно ступает мягко,

Танцует нежно, подпевая себе песней жаркой.

В глазах её бездонных – небо, океаны, море,

Пленительно-таинственная даль простора,

В руках цветы. Увидела меня, не испугалась,

И протянув цветок, приветливо мне улыбалась.

Я сделал шаг, из мрака вышел к ней навстречу,

А тут, – Рука на грудь, – Горит и жжет как свечи,

Увидел мир вдруг в ярком многогранном свете,

Паромщик что это, ты можешь мне ответить?»

Смех громовой взлетел над водами Забвенья,

Трясло паром и берега реки землетрясеньем:

–«Такого не было ещё как мир наш сотворился,

Смотрите Души. Посмотрите, Смерть влюбился!

Но этот дар вручил Господь лишь смертным,

В тебе, бессмертном, как могло забиться сердце?

Чудны дела, но если было хорошо, то мне ответь,

Зачем устроил на земле ты ураганов круговерть?»

Взгляд – молнии удар, зубами скрежет злобно,

Взглянул вдруг на ладони рук он недовольно,

За спину спрятал, улыбнулся криво: – «Было.

Поверив ветру травы шелестели, говорили.

И мне поверила она. Смущенно рассказала,

Во мраке проходящим не раз меня встречала,

Во снах своих. И верила, есть Я на этом свете,

При свете дня, живой, хотела меня встретить.

И я увидел, как очнулся дремавший в веках лес,

И краски брызнули на разомлевший лист небес,

Пьянящий воздух целовался с травами с лугов,

Стелился понизу туман, уснул на крыльях снов.

И тишина. Мы слушали лесное птичье пенье,

Почувствовал внутри себя я странное волненье.

Кругом цвели цветы, мы ими любовались,

Сорвал я для неё. Они в руках завяли, сжались.

Поникли усеянные чернотой истлевших кружев,

Впервые за своё безвременье я так неосторожен,

Она из рук моих цветы взяла, к себе прижала,

И улыбаясь, своей рукою нечаянно мне руку сжала.

Покрылась тленом в миг она и почернела трупом,

Не испугалась, сделав шаг, сказала – «Не волнуйся,

Не больно, всё уже прошло, и чернота исчезла,»

Мне показалась, что она об этом сожалела.

И для меня померк весь мир, оделся бурой тиной,

Я удержал безумный крик, ушёл тропой звериной,

Она звала меня назад, кричала с ветром споря,

Но я вернулся снова в мрак. Всё было так, паромщик.

Кружил я в холоде ветров, швырял на небо пепел,

Внутри меня тряслась душа, как будто человечья,

У края пропасти стоял, и крылья рвал в лохмотья,

В оковы мраком заковал, но боль в груди огромна.

Я принял всё, я вновь в пути, иду без сожаленья,

И пусть огонь горит в груди, за что-то искупленье,

Я не прошу Творца покой, как было не вернётся,

Так суждено и этот крест со мною остаётся.»

Паромщик трубку закурил, задумался на миг:

– «Наверно это по судьбе. Но слушай, меня, друг,

Не просто так послал Господь ту кару для неё,

Влюбиться человеку в Смерть не каждому дано.

И вы же встретитесь ещё, когда часы пробьют,

Ты приведешь её ко мне, отправить в дальний путь,

Тут для тебя всего лишь миг, там для неё – года,

Прощай, – Сказал ему старик, – Уже нам в путь пора.»

Паром отчалил и поплыл, качаясь на волнах,

Паромщик что-то говорил, кивали Души в такт,

Река Забвения неслась в тот свет где нет рассвета,

О, как хотелось и ему уплыть и кануть в Лету.

В подлунный час колдует ночь в небесной тишине,

Тропою из потухших лун бредёт в кромешной тьме,

Взирает сверху в людской мир, им назначая жребий,

Колдует ночь, и искры звезд костром горят на небе.

В котле чернильной темноты варились звезды судеб,

Читал строкой о Душах Смерть истории о людях.

«Я человеком быть хочу» – Подумал он печально,

И вдруг звезда упала вниз, блеснув лучом прощально.

Полночный ветер прилетел, шепнул: – «Пора идти,»

Рвалась из тела прочь Душа, держась за нить судьбы,

В миг крылья мрака принесли к страдающей Душе,

Страдал солдат от рваных ран, лежал на блиндаже.

Но прежде чем обрезать нить, он заглянул в глаза:

«А хочешь Вечность получить, за просто так как дар?»

Солдат без страха закивал, сказал: – «Согласен, да,»

Впервые снял с себя он плащ, отдал Бессмертья дар.