- Я люблю медицину. Она ближе всего к правде жизни. Я не согласен с теми, кто полагают, что женщину наиболее полно определяют два слова – мать и блядь. Я думаю, что женщина, прежде всего медсестра. От рождения до смерти она как медсестра ухаживает за нами, вскармливает нас, ублажает и как медсестра закрывает нам глаза… И вот, обратите внимание, девочки, которые занимаются проституцией, сплошь некрасивые. Красивые все прибраны, все замужем, им стоять под дождём и снегом не надо. А какие у них обветренные лица! Я раньше думал, проституцией занимаются красивые, оказалось наоборот. Нет, что не говорите, а девочкам и четырёх классов более чем достаточно. Что деньги переводить! Им всё равно или замуж выходить, или проституцией заниматься, а Софьи Ковалевские, женщины учёные, руководители получаются от неустроенной половой жизни.
- А не находите вы, что замужество – тоже проституция, только для одного постоянного клиента?
- В этом суть женщины…- лицо Константина Львовича помрачнело. – Но когда я узнал, что Ада занимается этим делом, я её выгнал.
- Ада занималась этим?!
- Я узнал её на обочине, когда ехал по Тверской. Самое ужасное, что многим девушкам это нравится. Им нравится то, что они называют " работой", сдача в аренду одного органа, они получают удовольствие. И Ада занималась этим ради порока. Я достаточно платил ей в своей фирме.
- Простите, Константин Львович, а вы сами когда-нибудь пользуетесь услугами проституток?
- Мне это отвратительно!... У меня есть семья, любимая жена Людмила… Разве что , сорвусь…- Константин Львович прыснул со смеха.
Стефан достал фотографию с выколотыми глазами.
- Константин Львович , вы тут никого не узнаёте?
- Молодой человек, вы, я вижу рьяно взялись за дело…Отчего же не узнаю? Это я, это Ада. Ещё пару-тройку ребят, девчонок узнаю. Где они, что с ними, не знаю. Как тополиный пух во все стороны разлетелись. Никого даже случайно не встречал.
- И на встречи выпускников не ходили?
- Некогда, да и не знаю, проводятся ли такие в нашей школе.
- Наверняка проводятся.
- Надо узнать, съездить.
- Вы справа от Ады, Константин Львович, стоите, а слева от неё молодой человек, лицо у него особенно иголкой изуродовано, кто это?
- А… Не помню. Он у нас, по-моему, только в десятом классе появился. Вертится фамилия. О, а это Коля Бурундуков, он сейчас на бирже играет. Я кстати не выкупал такую фотографию, я жить и чувствовать спешил, в институт поступить, начать самостоятельную жизнь.
- В МАИ?
- Вы хорошо осведомлены.
- А почему, Константин Львович, глаза на фото выколоты?
- Любила, значит, нас так Ада.
- Но если вы Аду знали, зачем вам потребовалось ходатайство отца, чтобы принять её на работу в свою фирму?
- Это давняя история, - губы Завгороднего чуть дрогнули. – Я одно время увлекался Адой. Она была девушка эффектная…
- Была?
- Не я, вы сказали мне, что она исчезла… У нас был роман, потом всё пропало…- Константин Львович рассказывал неохотно. – У нас с вами, Валерий, был контакт, вы не помните?...
- Нет.
- Вы довольно невнимательны для сыщика. Год назад моя фирма, она тогда называлась" Белый город" билась с "Пинкертоном" за аренду помещения, которое вы сейчас занимаете. Это была бумажная война, но моя фамилия на письмах стояла. Нас тогда в отделе нежилых помещений мэрии оклеветали и помещение под офис отдали вам, а не нам, - глаза Завгороднего блеснули.
Стефан стал прощаться. Он отвязал Пинкертона. Охранники кормили его пиццей.
- Я вам на прощание скажу, - словоохотливо болтал Константин Львович,- один арабский халиф, потеряв терпение в попытках искоренить нищих и проституток, велел в одну ночь вывести честных людей за город, ворота закрыть, а город сжечь. Радикальное средство! Нищим сколько не дай всё пропьют опять просить будут, проституткам, сколько не заплати, возьмут, назавтра на том же месте найдёшь. У проституток личности нет, личность превращена в единые половые органы. Лучше б они с собой покончили, лучше их убить, чем допустить так, унижать себя и человеческое достоинство. Они ведут гадкое отвратительное прозябание ради бабок, ради хлеба, булки с маслом. Зачем деньги? Зачем они живут? Поддерживают своё бессмысленное существование, чтобы стоять на обочине? И нищим я некогда не подаю!…
Стефан вышел на улицу. В ушах его звучал решительный голос Завгороднего.