Мертвый след. Последний вояж «Лузитании»

Матрос Лесли Мортон в пятницу вечером искал своего брата Клиффа в списках живых и в отелях Куинстауна, но не нашел никаких следов. Рано утром следующего дня он послал отцу телеграмму: “Спасен, ищу Клиффа”^{686}. Мортон отправился в один из моргов. “Там рядами, по обеим сторонам до самого конца были разложены тела, обернутые в простыни и саваны, – писал он, – и множество опечаленных людей, переносивших несчастье каждый по-своему, переходили от тела к телу, отворачивали простыню взглянуть, не удастся ли опознать близких, которых еще не нашли”.

Он пробирался вдоль рядов, приподнимая простыни. Собрался было приподнять очередную, как вдруг заметил, что к той же простыне тянется другая рука. Подняв глаза, он увидел брата. Оба остались невозмутимы.

“Здравствуй, Клифф, рад тебя видеть”, – сказал Лесли.

“И я тебя рад видеть, Герт, – сказал Клифф. – Пожалуй, нам следует выпить за это по стаканчику”.

Вышло так, что отцу не пришлось волноваться слишком долго. Он одновременно получил телеграммы от обоих сыновей; и тот, и другой сообщал, что ищет брата. Телеграммы, как узнал впоследствии Лесли, прибыли с разницей в пять минут, “так что отец дома узнал, что мы оба целы и невредимы, еще прежде нас самих”.

В тот вечер Лесли впервые попробовал “гиннесс”: “Не скажу, чтобы в тот раз он мне особенно понравился; впрочем, чтобы отпраздновать наше спасение, наше воссоединение в Ирландии, эта штука годилась в самый раз”.

Спасательные корабли привезли большую часть тел, но многие были найдены в бухточках среди скал и на берегах Ирландии, куда их прибило морем. Тело одного мужчины нашли на берегу: он сжимал в руках кусок спасательной шлюпки с сохранившейся надписью “Лузитания”, который впоследствии оказался в архивах Гуверовского института при Стэнфордском университете.

Консул Фрост взял на себя ответственность за улаживание дел с погибшими американцами. Тела “важных” особ – то есть пассажиров первого класса – были забальзамированы за государственный счет. “Смерть курьезным образом стерла различия в общественном положении и складе ума, и зачастую мы полагали, что труп принадлежит важной персоне, а оказывалось, что все обстоит как раз наоборот, – писал Фрост. – Обычно лицо выражало уверенное спокойствие, впрочем, с некоторым оттенком недоумения или огорчения, словно какой-то верный друг сыграл с человеком дурную шутку, а тот ничего не понял”^{687}

. Тела особ менее важных запечатывали в свинцовые гробы, “чтобы их можно было вернуть в Америку по первому требованию”^{688}.

“Кунард” приложил большие усилия, чтобы пронумеровать выловленные тела, сфотографировать их и внести в каталог. Тело № 1 принадлежало Кэтрин Гилл, сорокалетней вдове; тело № 91 – старшему эконому Маккаббину, который после этого плавания собирался в отставку^{689}. Почти всех погибших сфотографировали в гробах; правда, одно тело лежит в чем-то вроде большой тачки, а один малыш покоится на приспособленной для этого доске. На всех по-прежнему надеты пальто, костюмы, платья и украшения. Мать с крохотной дочерью – предположительно, их нашли вместе – лежат в одном гробу. Мать повернута к дочери; ребенок держит руку у матери на груди. Вид у них такой, словно обе готовы встать из гроба и снова зажить своей жизнью. Другие снимки также создают ощущение покоя. Хороший собою, гладко выбритый мужчина за тридцать, тело № 59, лежит аккуратно одетый: в белой рубашке, твидовом пиджаке, галстуке-бабочке в горошек и темном пальто. Приятная на вид ткань; пуговицы блестят, как новенькие.

Глядя на эти фотографии, невозможно отделаться от мыслей о последних мгновениях жертв. Вот тело № 165 – девушка в белом платье с кружевным лифом. Волосы отброшены назад, рот раскрыт, словно в крике – весь ее вид выражает страх и боль. Жертва, внесенная в список как тело № 109, – тучная женщина, лежит обнаженная под грубым одеялом, к ее волосам пристал песок. В отличие от других, глаза у нее крепко зажмурены. Щеки надуты, губы сжаты. Поразительно, но кажется, будто она задержала дыхание.

Самый страшный – снимок тела № 156, девочки лет трех, толстенькой, с курчавыми светлыми волосами, одетой в свитер со слишком длинными рукавами. Пугает выражение лица ребенка. Она выглядит возмущенной. Кто-то положил цветы ей на грудь и сбоку. Однако это ее, кажется, не смягчило. Лежит она на деревянном поддоне, рядом, похоже, спасательный жилет. Лицо ее выражает неподдельную ярость.

Консулу Фросту трудно было выкинуть из головы эти картины – множество утонувших детей. У него самого была маленькая дочь. “Через несколько недель после трагедии, оказавшись вечером дома, я вошел в спальню с зажженной спичкой и неожиданно моим глазам предстала моя спящая дочь”, – писал он^{690}. Его резануло, и на мгновение мысли его вернулись назад, к сценам, которые он наблюдал в моргах. “Даю вам слово: я отпрянул, словно наткнувшись на змею”.