Мертвый узел

Зои хорошо знала меня и мою нелюбовь к этой части «Шоколада». Я действительно ненавидела доставлять сюда заказы. В богатом крыле было чище и уже не так смрадно, зато темнее раза в два, так что шестую комнату пришлось искать чуть ли не на ощупь. И почему сложно лишнюю лампу прикрутить, гребаный скупердяй. Чувствую, скоро я снова начну материться, как прежде.

Меланхолично стукнув в дверь пару раз костяшками пальцев, я ее распахнула без лишних церемоний. Раз заказывали еду, значит, ждите официанта. Но ждать, как оказалось, было особо некому.

Худые плечи вздрогнули, девушка рассеянно обернулась.

– А… я думала, это… – мимолетный страх сменился на ее лице детской растерянностью, и мне тут же захотелось опустить глаза.

Тележка скрипнула, вставая к дубовому столику.

– Вряд ли бы твой клиент стал стучаться, – со вздохом заметила я, оставляя на бархатной салфетке последнюю из тарелок. – Скажешь ему, что заказ у кровати, хорошо?

– Извини, я здесь совсем недавно, всего несколько часов, еще не знаю порядков. Мне даже не сказали, когда у меня первый, ну… сеанс, что ли… – девушка смущенно пожала плечами и уставилась в угол комнаты. – Вздрагиваю тут от каждого шороха.

Новенькая, значит. Как жаль.

– У тебя на двери висит список, там и время, и фамилия заказчика, – я вытащила бумажку из прозрачного пластикового конверта и протянула ей. – Ну вот, уже, кажется, должен был начаться первый, чуть опаздывает.

Я не планировала читать эти имена даже ради праздного любопытства, взгляд скользнул по строчкам поверхностно, совершенно без внимания, но все равно замер на самом верху. Я напоролась на это злосчастное сочетание букв, как на финку, пропустила через себя вместе с воздухом, чувствуя, как медленно цепенею. Отдернула пальцы от этой надписи, и еще несколько секунд мне казалось, что они обожжены.

Там стояла его

фамилия.

– Что с тобой, плохо? – девочка даже подскочила со своего ложа, кутаясь в покрывало.

– Да уж точно не хорошо, – дрожащими пальцами зачем-то поправляя передник, я попыталась вздохнуть, уже не чувствуя воздуха.

Кажется, мой конец наступит гораздо раньше, чем предполагалось. С усмешкой суицидницы я подняла листок, спланировавший на пол, и снова опустила на него глаза, лелея все еще исполненную идиотизма надежду на то, что эта жуткая фамилия невесть как сотрется, а вместо нее появится другая, чуть менее мерзкая.

Чуда на произошло. Упрямые буквы все еще складывались в до глубины души ненавидимое «Ланкмиллер», вот только… если унять дрожь в пальцах и приглядеться повнимательнее, инициалы рядом с ней стояли другие, не как у мучителя. «Ланкмиллер Л.».

– Не припоминаю такого, – пробормотала под нос больше для себя, чтобы звук собственного голоса вернул ясность сознанию.

– Может, это потому, что все слишком сосредоточились на Кэри? Ну ничего, наступит и мое время, – донеслось со стороны распахнутой двери, от которой я молниеносно отскочила, словно в коридоре началось стихийное бедствие ужасающих масштабов.

– Знаешь Кэри? – взглянула недоверчиво. На рожу похож. Весь нарядный, прилизанный, будто не в бордель пришел, а на вечерний променад.

– Это мой старший брат. Двоюродный. – Он пояснил это с напускной небрежностью, как факт, который обычно производит серьезное впечатление. Но меня совсем другое в этом ответе заинтересовало. Выходит, он из побочной ветви, той, которой принадлежит «Шиффбау».

– О, так у Амалии есть наследники, – это вырвалось почти случайно, от большого удивления.

Я задела болевую точку, его аж перекосило.

– Детка, поверь мне, я последний, кто может иметь с ней хоть какие-то родственные связи. Через годик закончатся мои мытарства по спецшколам для мажоров, наконец вступлю в наследство, и мы попросим эту дамочку на мороз.

В этот раз перекосило уже меня. Смотрю, уродские прозвища у них реально семейное. Стало быть, это сынуля дядюшки Кэри от первого брака или что-то вроде того.

– Откуда вообще такой живой интерес к моей персоне и такая поразительная осведомленность? – он ступил в глубь комнаты. – Ты у нас кто, горничная? В ролевые игры играть будем? Мне нравятся такие комплименты от заведения.

Мне стоило прикусить язык еще в самом начале. Заткнуться на хрен и по-тихому ретироваться с этой проклятой тележкой. При мысли о том, во сколько мне теперь обойдется моя болтливость, хотелось язык себе откусить. Злить кого-то из этой семейки будучи мной – абсолютно не иметь мозгов.

– Я официантка, и мне работать надо, – хмуро пробормотала, отступая все дальше, потому что загадочный Ланкмиллер Л. как-то не думал останавливаться в своем продвижении по комнате, и траектория его не сулила ничего хорошего.

– Куда? – попытка обхода по левому флангу с треском провалилась: меня схватили за плечи и прижали к стене одним рывком, поняла, только когда воздух из легких выбило.

Взгляд краешком зацепил совершенно стихшую от таких страстей девочку, по шею завернувшуюся в простыни.