Мертвых не судят

— Это верно, — торопливо согласился Славич, ожидая, когда же наконец освободится вход в подъезд.

— Нет, серьезно, — срывающимся голосом сказала женщина. — Центр насквозь пропах выхлопными газами. Просто невозможно стало дышать…

Отчего они так волнуются, подумал Славич с вялым любопытством, но грузчики наконец пропихнули кушетку на улицу.

— Желаю удачи, — произнес он, полностью исчерпав тем самым сегодняшний лимит вежливости. Более он был не способен даже на имитацию участия. Слава Богу, никакие встречи ему уже сегодня не грозили.

Лифт был надолго занят перевозкой мебели, и Славич пошел пешком. На третьем этаже, на двери двадцать первой квартиры, он увидел наклеенную на обе створки полоску бумаги с печатью и неразборчивыми подписями. В этой квартире жил самый отвратительный сосед Славича во всем подъезде. Этот сосед — Жора или Юра — был абсолютно спившийся алкаш, регулярно засыпающий на ступеньках, справляющий малую нужду в лифте и ворующий лампочки с лестничных площадок. Много раз у Славича возникало желание подстеречь его и разбить морду, но привести задуманное в исполнение он не успевал, желание уходило, сменяясь обычной апатией. Опечатанная дверь свидетельствовала, что алкаша за что-то надолго забрали. Эго пробудило в душе Славича нечто похожее на чувство глубокого удовлетворения.

Он захлопнул за собой дверь и с облегчением вздохнул.

Свою однокомнатную квартирку Славич получил незадолго до увольнения из органов. До этого дня с самого рождения он жил в огромной московской коммуналке, и лишь последние три года испробовал комфорт отдельного от соседей жилья в квартире своей жены Ларисы. Правда, комфорт оказался условным, жили они вместе с ее родителями. Это были сложные три года, только многочисленные длительные командировки Славича прерывали состояние тихого перманентного скандала с тещей и тестем. Казалось, они возненавидели зятя с первого взгляда — во всяком случае, Славич очень скоро пришел к такому выводу. Им не нравилась его работа и его зарплата, им не нравилось, что он живет в их квартире, да еще к тому же имеет наглость спать с их дочерью. Они страдали от бессильного гнева, когда он пользовался ванной или лез в единственный в квартире холодильник, их раздражал любой разговор со Славичем и смертельно оскорбляло его молчание…

Славичу понадобилось не много времени, чтобы понять, что добра из всего этого не получится, но несмотря на его уговоры перебираться в коммуналку, Лариса отказывалась наотрез. Надо признать, она долго пыталась наладить отношения, находясь как бы между мужем и родителями, она приложила немало сил, доказывая им, что Славич вовсе не наглый тупой ублюдок, желающий сжить их всех со света. Но такая позиция была обречена на провал, в конце концов сама Лариса это поняла и после очередной визгливой безобразной стычки окончательно определилась. К сожалению, не в пользу Славича. Тогда он, не говоря более худого, собрал вещи и вернулся в свою комнату в коммуналке. Как раз к моменту развода и подоспел ордер на квартиру.

Теперь, после всего, что произошло, его квартира стала единственным убежищем от всего в мире. Даже от снов. В своей квартире Славич научился просыпаться среди ночи без оглушительного сердцебиения. Тот сон больше не заставлял его вскакивать с криком, обливаясь холодным потом. Правда, он снился по-прежнему, с неизменным постоянством, но Славич теперь всегда знал, что это только сон, что нужно просто поскорее проснуться и сразу же заснуть вновь…

За это Славич был благодарен своей квартире и в ответ старался сделать ей приятное. На выходное пособие он устелил полы дешевыми, но достаточно симпатичными ковриками, своими руками наклеил вечные моющиеся обои и налепил голубой кафель в соответствующих местах. Еще он купил видеомагнитофон — чтобы никогда больше не толкаться в кинотеатрах, и установил железную дверь. И это все, что было ему необходимо. Даже женщин, изредка появлявшихся в его доме, Славич очень скоро начинал воспринимать как некий чужеродный и нарушающий интерьер элемент, источник постоянного раздражения.

Можно сказать, что в этот дом на Красноуральской улице Славич попал чудом. Дом был замечательный — постройки тридцатых годов, с полуметровыми кирпичными стенами и высоченными потолками. Когда-то в нем жила огромная уйма народа, он задумывался как светлая коммуна для совместного проживания строителей социализма с песнями вокруг общего самовара, в одном коридоре с общей ванной и кухней. Строители тут так и жили полвека, лишь немногие из них, выбиваясь в прорабы и начальники великой социалистической стройки, переезжали в квартиры, подобающие их рангу. За пятьдесят лет тут родилось и выросло два поколения, сгнили междуэтажные перекрытия и сплошь прохудились магистрали. Дом поставили на капитальный ремонт, выломав все нутро и оставив лишь внешние стены.