Мертвых не судят

Славич неторопливо перебирал рубашки. Выбрал голубую с короткими рукавами. Неплохо было бы принять душ, подумал он, да недосуг пока. Он вышел в коридор и присел перед блатным на корточках.

— Пока не спрошу, пасть не открывать, — негромко предупредил он.

— Да пошел ты… — начал блатной и — захлебнулся. Тыльной стороной ладони Славич сильно и точно ударил его по носу, снизу вверх.

От неожиданной резкой боли тот взвыл.

— Как скажешь, начальник, — произнес он спустя несколько секунд, не сводя со Славича налитого слезами злобного взгляда. — Молчу.

Тогда Славич ударил его еще раз.

— Я тебе слова не давал, — спокойно объяснил он.

Второй бандит лежал тихо. Он созерцал происходящее, не поднимая головы с пола и не делая попыток освободиться. Его лицо с довольно правильными чертами могло показаться вполне симпатичным, если бы не намертво прилипшее туповато-сонное выражение, сквозь которое трудно было пробиться даже простейшим эмоциям. Возможно, ему досталось в схватке со Славичем побольше, чем блатному, во всяком случае, вступать в полемику он не собирался.

Славич за шиворот оттащил его на кухню, прикрыл дверь и вернулся. Из стенного шкафа он достал кусачки, пассатижи, ручную дрель, напильники и выложил рядком на пол. Подумав немного, поискал и добавил паяльник. Блатной молча следил за его действиями. В глазах его заплескалась тревога, губы округлились для вопроса, который так и остался невысказанным, потому что Славич, заметив, угрожающе взмахнул ладонью.

Задумчиво потрогав инструменты, Славич взял блестящие никелированные кусачки и поднес к лицу блатного.

— Сам будешь рассказывать или тебе помочь? — спросил он.,

 * * *

Блатной заговорил сразу, торопясь и почти захлебываясь словами; устроенного Славичем маленького зловещего спектакля оказалось вполне достаточно. Славич не сомневался, что так оно и будет, с этой категорией живущих на земле он общаться умел. Их языки удерживал только страх — за свою шкуру и перед вожаком стаи. С этой помехой справиться было несложно. Нужно всего лишь заставить бояться себя больше, чем всего прочего. Вожак был далеко, а Славич, загнанный стаей в угол — здесь, рядом, гораздо более страшный в своей ярости отчаяния, и блатной понял это очень правильно. Славичу ни разу не приходилось приводить в исполнение подобные угрозы, но блатной, как и те, другие, из прежней жизни Славича, острым шакальим чутьем учуял, что Славич не поколеблется ни на секунду, чтобы сделать это. Они всегда чувствовали реальную опасность, знали, что до того, как их отведут в тюрьму, у Славича остается выбор: брать в плен или не брать…

Иногда Славич прерывал блатного и шел в кухню, чтобы уточнить или перепроверить информацию у глупого качка, который был в этой паре вторым номером и вовсе не желал изображать стойкого партизана в немецком плену, если вожак раскололся до самого основания. Славич сразу честно предупредил обоих: если ответы не будут совпадать, равная кара немедленно падет как на того, кто соврет, так и на другого.

Но все было в цвет, пели они в один голос, не сбившись ни разу. Многое Славич уже и сам знал, но кое-что оказалось очень полезным. Например, про дружбу Бунчука с местным милицейским начальством. Насколько далеко она простиралась, блатной не знал, однако был предупрежден, что местных бояться нечего, мешать они не должны.

Когда Славич счел допрос законченным, он снова перетащил качка в коридор и позвонил в милицию. Дружба дружбой, решил он, но когда берут прямо на месте преступления, отмазать будет трудновато. Не отпускать же их, в конце концов.

Соображавший намного быстрее своего напарника блатной тут же понял, что ничего ему больше не грозит, и принялся крыть Славича с такой мерзкой злобой, что Славич не выдержал и заткнул ему пасть тряпкой.

Минут через двадцать на пороге квартиры появились два сонных сержанта.

— Вот смотрите, — взволнованно запричитал Славич, — чудом остался жив, распоясались совсем бандиты. Это надо же, до чего мы дожили! Ночью, через балкон!.. Явно пришли не только грабить, но и убивать.

Сержанты слушали с интересом. Потом привычно ловко защелкнули на запястьях ночных гостей наручники и утащили в свой канареечный «москвич». Старший наряда — плотный парень с широким рязанским лицом, — хлопая светлыми до невидимости ресницами, потребовал вначале, чтобы Славич тоже отправился с ними, но когда тот категорически отказался — ночь же, спать хочется, черт возьми! — зевнул и согласно махнул рукой. Все равно по ночному часу разбираться с задержанными и Славичем в отделении было некому. Славич на это и рассчитывал. Бандитов, конечно, выпустят, но не раньше утра, пока начальник не придет на службу.

Взяв со Славича слово явиться в отделение к десяти утра, сержанты уехали. А Славич запер дверь и позвонил Зое, предупредив, чтобы была готова через двадцать минут. Потом набрал телефон Кошелева. Его номер он помнил наизусть до сих пор, хотя с начала своей пенсионной жизни не звонил ему ни разу.