Мерзавец высшей академии

Я дернула плечами, и пламя обожгло спину сквозь одежду, наверняка оставив ожог. Болезненный стон вырвался из моего горла, и я повалилась на каменный пол.

— Не сопротивляйся. Я не хочу причинять тебе боль!

— Но ты уже причиняешь… — хрипло прошептала, пытаясь выровнять дыхание.

Я чувствовала эмоции Лоренса, что утекали от меня подобно воде сквозь пальцы: его боль, страх, сожаление, отчаянье. Он был ранен или того хуже…

Мне нужно к нему!

— Нет, — твердо ответила мать, и путы пламени коснулись моей шеи и груди, заставляя зашипеть от боли. — Пусть эти чертовы Блэквуды поубивают друг друга. Ты останешься здесь, пока они не закончат, а после выйдешь замуж за Мейза. 

— Ты не можешь так поступить со мной… — простонала, ощущая, как слезы наворачиваются на глаза.

Время было на исходе…

Я знала, чувствовала это. И потому не могла сдаться.

— Отпусти… — повторяла словно мантру, продолжая сопротивляться. — Отпусти!

Я кричала, извивалась на каменном полу, отчаянно пыталась вырваться из пут, пока они обжигали мое тело, причиняя боль.

Мать смотрела на меня со стороны, и впервые на глазах Адалинды Фрэйз я увидела слезы, она оказалась не равнодушна к страданиям своей дочери.

— Отпусти меня… — вновь сипло прошептала я, чувствуя безмерное отчаяние, что опустошало меня изнутри.

— Элана… — судорожно произнесла мать, глядя на меня растерянным взглядом.

— Я люблю его, мам… — прошептала на выдохе, глядя сквозь слезы в ее лицо. — Если он умрет, умру и я… Я чувствую это.

Кровь текла по моей обожжённой коже, прилипая к рубашке. Я не знала, как мне растопить жесткое сердце этой женщины.

Внезапно путы развеялись, и я глубоко вдохнула, прогибаясь в спине.

— Я… не думала… — запинаясь, шептала она. — Не знала, что вы настолько связаны…

— Ты бы все равно не поняла, — хрипло ответила я и осторожно поднялась, пытаясь удержаться на ногах. — Ты не знаешь, каково это любить. Мне жаль тебя.

И с этими словами направилась вперед, не обращая внимания на боль от ожогов. Все, чего я хотела сейчас, это добраться до чертового кабинета ректора.

Я шла так быстро, как только могла, опираясь рукой о стену. И когда оказалась у заветной двери, порывисто распахнула ее и не смогла сдержать крик.

— Лоренс!

Окровавленное стекло, парящее у его лица, со звоном отлетело в сторону, и Габриэль вспышкой маны оттолкнул Эмануэля к стенке.

Мой Блэквуд бессильно повалился на спину, и с его губ сорвалось одно единственное слово, адресованное мне:

— Прости.

45.

Я бросилась к Лоренсу, на его красивом лице были глубокие порезы, и алая кровь медленно стекала по подбородку на белый ворот рубашки.

Он не двигался.

— Лоренс? — испуганно прошептала, касаясь дрожащими пальцами его бледного лица. — Лоренс?!

Но он не отвечал.

Мне было невыносимо видеть его таким…

Мысль о том, что он может умереть, и я потеряю его навсегда, разрывала меня на части. Становилось трудно дышать. Я не знала, что делать.

— Нет… — прошептала, положив ладонь на его грудь, где виднелась рана от чего-то острого. — Нет, пожалуйста…

Я пыталась его исцелить, пыталась перенаправить поток маны, как это делали мед-маги, но как бы ни старалась, моя сила не подчинялась мне, словно была чужой.

Жизнь покидала его тело, а моя душа умирала вместе с ним.

— Габриэль… — простонала в отчаянии, глядя на свои окровавленные руки, что судорожно прижимали к груди Лоренса. — Помоги… Прошу!

Я готова была молить, кричать, делать что угодно, лишь бы спасти его.

— Он отравлен ядом Манурола… — ответил Мейз, вынося смертельный приговор. — От него нет противоядия. Мне жаль.

Я пошатнулась, словно от удара, и мое сердце, кажется, перестало биться в груди, а в ушах послышался звон.

Нет…

Этого не может быть.

— Пожалуйста… — обреченно прошептала, глядя на Мейза сквозь пелену слез. — Ты сможешь…

— Прости, — мрачно ответил он, чуть склонив голову, красно-голубые всполохи его маны прижимали Эмануэля спиной к стене, не позволяя ему двигаться.

— Мне вот интересно… — раздался вдруг скрипучий голос, словно издалека, и я увидела, как Блэквуд-старший из последних сил поворачивает голову в мою сторону. — Как долго ты продержишься? Через сколько дней наложишь на себя руки из-за вашей связи?

Я смотрела в лицо Эмануэля, на его губах сияла самодовольная ухмылка, и он злорадно наблюдал за мной у бесчувственного тела своего сына.

Монстр…

— Ты отравил его… — прошептала я, не в силах подняться на ноги, которые будто онемели.

Жгучее отчаяние усиливало боль и ярость. Ненависть внутри разгоралась, подобно потухшему пламени. Я так ненавидела этого человека, что желала ему смерти!

— И убил твоего отца, — подметил он, а Габриэль сделал взмах рукой, придавив его голову к стене так сильно, что у Эмануэля покраснело лицо, а на лбу выступила вена.

Я видела его безжизненные бледно-голубые глаза, в которых отражались безумие и страх.

— Он не покончил жизнь самоубийством… — едва слышно прохрипел он, и я закрыла глаза, ощущая, как теряю контроль. — Я убил его, задушив маной… он мешал мне… как и этот щенок!

— Ты… — прошептала, чувствуя, как вены накаляются до предела, обжигая кожу изнутри. — Я убью тебя…