Беттингер взглянул в зеркало заднего вида, но не смог ничего рассмотреть через боковое стекло пикапа, которое оказалось очень сильно тонированным. Возможно, парень за рулем провел ночь с проституткой или она прямо сейчас скорчилась на пассажирском сиденье, чтобы ее (или его) не увидели. Голодному детективу подобные шалости представлялись малозначительными по сравнению с поджидавшими его яйцами.
– Что ты хотел обсудить? – спросил он у отца.
– Ты собираешься следующие пять лет уворачиваться от пуль?
– Ты бы предпочел, чтобы они меня настигли? Мечтаешь получить сувенир?
Жюль посмотрел в зеркало и выехал на другую полосу.
– Считаешь себя очень умным? – продолжал его собеседник. – На самом деле ты всего лишь разбавленная водой версия человека, с которым сейчас разговариваешь.
– Значит, мамин взнос в мою ДНК – всего лишь вода?
– Не стоит забывать о некоторых недостатках.
– Твое уважение к покойной берет за душу.
– А твой сарказм стал причиной того, что ты оказался в ниггерской Сибири.
Беттингер проехал мимо ярко-зеленого седана.
– Твои слова означают, что ты к нам не приедешь? – уточнил он. – Лично меня это устраивает.
– Боишься встретиться со своим стариком на шахматном поле боя?
Шахматы были единственной совместной деятельностью, от которой они оба могли получать удовольствие… Вероятно, потому, что там все их боевые действия сводились к правильной двухмерной поверхности.
– Последние несколько лет ты стал проигрывать, – добавил Жак. – Может, дело в том, что тебе уже начали отказывать мозги?
– Всякое бывает.
Отец Жюля, которому исполнилось восемьдесят шесть, становился жутко раздражительным, если проигрывал больше двух раз подряд, поэтому его сын время от времени специально поддавался, чтобы тот был доволен.
– Что ты хотел обсудить? – еще раз спросил полицейский и притормозил, сворачивая на Саммер-драйв.
– Ты намерен остаться в Виктори?
Детектив посмотрел в зеркало заднего вида, но дорога была пустой и темной.
– Ты спрашиваешь из-за убийств? – поинтересовался он.
– Нет, конечно. Просто моему астрологу не нравится положение Юпитера, – юмор старика был толст, как окорок.
– Вполне возможно, что в какой-то момент меня переведут в другое место, но я не намерен уходить в отставку раньше времени, вне зависимости от того, где буду находиться. – Жюль выехал на другую полосу. – Мне не нравится Виктори, но я знаю, что могу принести здесь пользу.
– Большинство мучеников не страдают от геморроя.
– Я не знал.
– И они не бывают лысыми.
– Лысеющими, – поправил детектив отца. – Мне до тебя еще очень далеко.
– Останешься в Виктори – и тебе это не грозит.
– Значит, ты советуешь мне уехать?
– Или достать где-нибудь атомную бомбу.
– О, а вот теперь я слышу настоящий акцент жителя Джорджии в твоих словах. – Несмотря на то что полицейский не сомневался в том, от кого получил солидную часть своей личности, он надеялся, что она была не такой отвратительной, как у его предка. – Так вот зачем ты мне позвонил?
– Я знаю, что раздражаю тебя…
– Ни капли.
– Помолчи. Я знаю, что раздражаю тебя, но про убийства тех копов рассказывают во всех новостях, и когда я услышал про это, включил интернет и кое-что почитал там. – Жак присвистнул. – Двадцать восемь газет назвали Виктори худшим городом в стране. – Он немного помолчал, чтобы его слова дошли до адресата. – Я знаю, ты все равно сделаешь, как захочешь – ты уже давно не слушаешь моих советов, – но чем быстрее ты получишь перевод из клоаки под названием Виктори, тем будет лучше.
– Это от меня не зависит.
– Алисса и дети далеко?
– Больше часа езды.
– Как они?
– Хорошо. Алисса только что получила выставку в большой чикагской галерее.
– В какой галерее?
Жюлю совсем не хотелось выслушивать речь на тему сионизма, поэтому он решил не называть имени Давида Рубенштейна.
– Я забыл.
– Если имя не запоминающееся, значит, место плохое с точки зрения коммерции.
Фары хетчбэка высветили табличку с надписью: «Пятьдесят Шестая улица».
– Мне пора, – сказал детектив.
– Ты почему не спишь в такое время? Изменяешь жене?
Склонность, которую сын не унаследовал.
– Пока.
– Надень бронежилет.
Связь прервалась.
Будучи не в силах справиться с раздражением, детектив вынул наушник и свернул на Пятьдесят Шестую улицу. Вокруг царила темнота, и Беттингер подумал, что, возможно, заведение закрыто, несмотря на то что вывеска на нем сообщала, что этого не бывает никогда. Будь в другом состоянии, он позвонил бы туда прежде, чем уехать из мотеля.
Однако вскоре на северной стороне улицы появились четыре освещенных прямоугольника – окна ресторана. Детектив включил поворотники, сбросил скорость и заехал на парковку.
Не выходя из машины, он принялся изучать зал – троица бородатых водителей грузовиков устроилась в кабинке у входа, за угловым столиком с несчастным видом сидела светлокожая латиноамериканка, которая курила сигарету и поносила мужчину, сгорбившегося на соседнем стуле. На табурете у барной стойки худой чернокожий парень в белом кухонном переднике и колпаке читал газету.