Мерзость

Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя.Помощь моя от Господа, сотворившего небо и землю.Не даст Он поколебаться ноге твоей, не воздремлет хранящий тебя;не дремлет и не спит хранящий Израиля.Господь — хранитель твой; Господь — сень твоя с правой руки твоей.

Ни солнце днем не поразит тебя, ни луна ночью.Господь сохранит тебя от всякого зла; сохранит душу твою Господь.Господь будет охранять выхождение твое и вхождение твое отныне и вовек.Господу всемогущему мы вручаем души наших усопших братьев, наших братьев, разделявших с нами любовь к горам, — Персиваля Бромли и Курта Майера — и предаем их тела земле, воздуху и льду в твердой надежде на воскрешение к вечной жизни через веру Персиваля в Спасителя нашего Иисуса Христа и любви Курта Майера к Господу Богу Иегове, который сойдет на землю в сияющей славе своей и будет нам судией, когда земля, море и эти горы отдадут своих мертвых.Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести из него. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно. Аминь.

— Аминь, — повторили все.

Затем мы с Пасангом и Жан-Клодом подтащили тела к краю выступа, и они соскользнули вниз, беззвучно исчезнув где-то далеко внизу, на леднике Кангшунг, почти в двух милях под нами. Никто из нас не смотрел, как падают тела. Мы сразу же принялись упаковывать рюкзаки. Реджи положила пакет с фотографиями во внутренний карман свой куртки — перед импровизированными похоронами мы распределили между собой копии, — а я спрятал свой конверт в надежное место в глубине рюкзака. Потом мы подобрали свои ледорубы и побрели дальше.

Никто не произнес ни слова, пока мы не вернулись на кромку гребня прямо у основания второй ступени. Вид у нее был устрашающий, даже без учета того обстоятельства, что жаждущие крови немцы скоро приблизятся к нам на расстояние винтовочного выстрела.

— Если ты поднимешь нас наверх, Джейк… — сказал Дикон, дернув вниз кислородную маску. — …Нет, я имел в виду, когда

ты поднимешь нас наверх, то плоская, усеянная камнями вершина второй ступени станет для нас превосходной оборонительной позицией, несмотря на то, что наша армия вооружена только ракетницами.

Я посмотрел на крутой заснеженный склон, ведущий к устрашающей груде камней, которая заканчивалась отвесной скалой. «Скажи Дикону о штуковине, застрявшей у тебя в горле, о том, что тебе трудно дышать, — настаивала получавшая кислород часть моего умирающего мозга. — Он примет правильное решение и попытается сам подняться по этой скале. Или позволит Жан-Клоду… Черт возьми, теперь даже Реджи и Пасанг лучшие скалолазы, чем ты, Джейк Перри».

— Да, там будет настоящее Аламо,[60] — ответил я.

— Что такое Аламо? — С учетом обстоятельств, голос Же-Ка звучал чересчур бодро.

Я снова закашлялся, и Реджи рассказала ему об Аламо, уложившись в три или четыре коротких предложения.

— Похоже, это была славная битва, — сказал Жан-Клод после того, как Реджи описала ему ход сражения, не упомянув о результате. — И чем же все закончилось?

Я вздохнул.

— Мексиканцы взяли крепость и убили всех защитников. — Меня опять сотрясал приступ кашля. — Включая моего любимого героя Дэвида Крокетта и его друга Джима Боуи, парня, который придумал «нож Боуи».

— Ага. — Жан-Клод улыбнулся. — Тогда мы должны благодарить Бога, что будем сражаться всего лишь с немцами, а не с мексиканцами.

Я стягивал с себя анорак «Шеклтон», куртку и штаны на гусином пуху, а также все варежки, оставив на руках только тонкие шелковые перчатки.

С помощью «кошек» мы поднялись как можно выше по снежному склону, к основанию второй ступени. Скала поднималась футов на 90, и гладкие поверхности плиты были абсолютно непреодолимыми, но чуть левее центра проходила трещина — правильнее было бы назвать ее «соединением» двух глыб, — и у этой трещины в самом низу мы с Же-Ка, Диконом и Реджи обсуждали маршрут восхождения. Я снял очки, чтобы лучше видеть.