Мешок кедровых орехов

Такие слова лучше произносить сразу. Чем дальше их откладываешь, тем труднее разговор. Легко ли оказаться в роли Онегина, преподносящего урок Татьяне, достойно выдержать роль — «и взгляд холодный и эту проповедь». Да Онегин-то еще лукавил, смиренничал — мол, это я не создан для блаженства. А каково друге объяснить: ты не создан для блаженства! Другие созданы. Вон этот старичок создан, что нюхает гранки напротив; и этот юный прыщеватый очкарик, пробежавший по коридору. И я — читающий тебе сейчас проповедь. А как же? Не был бы создан — не читал бы. А ты — нет. Ты бездарен. Ныне, и присно, и во веки веков.

В общем, я дрогнул в последний момент и начал издалека, с буферного вопроса: вы, собственно, чем, в принципе, занимаетесь?.. извините, что раньше не поинтересовался… работаете где?., или думаете заканчивать образование?

Вопрос сулил облегчение мне и отсрочку мальчику, ибо за ним, в случае ожидаемого ответа, следовало стандартное пожелание, а может быть, и удачная «отпасовка»: «Так попробуйте написать что-нибудь о вашем цехе (студенческой группе), у нас отдел промышленности (науки) просто задыхается без конкретных материалов с мест».

— Я пока нигде не работаю и хотел бы устроиться к вам, — ответил мальчик.

— То есть? — не понял я — В штат устроиться?

Мальчик кивнул.

Вот этого я никак не ожидал. Я забормотал что-то сумбурное: мол, такие вопросы решает в общем-то главный редактор… но, насколько мне известно, должности и курьера и учетчика писем у нас сейчас заняты…

— Я не прошусь курьером, — остановил меня мальчик. — Я хочу корреспондентом.

Я растерялся от его наглости. И вылепил то что так боялся произнести:

— Но ведь для этого, простите… способности какие-то нужны. Талант!

— А разве нельзя без таланта? — спросил мальчик И тут он вдруг обнаружил себя не таким уж зачуханным. — У вас талантливо пишут такой-то, такой-то и такой-то, — он безошибочно перечислил лучшие перья редакции. — Я так не смогу. Но как другие, смогу. Вы только научите меня, про что надо писать.

Ччерт! Он был прав—талантами мы не блистали Но ведь эти «другие», которые теперь холодной, натренированной рукой «выгоняли» строчки, не всегда были такими. Ведь горели же они высоким пламенем, собирались небось всю душу выплеснуть в слова, когда в них «этот зуд проснулся». А он? Он потух, не успев зажечься. «Как другие»… Словно гвозди собрался забивать… да только не знает пока, с какого конца за молоток браться. А покажи ему — он и начнет тюкать.

— Да почему именно журналистика-то, если вы к ней призвания не чувствуете? Ведь вы не чувствуете призвания?.. Выберите себе другую профессию…

— Потому, что я хочу жить как все вы, — упрямо сбычился мальчик.

— А как мы все живем?

— Я тоже хочу иметь особняк и машину.

У меня, что называется, отпала челюсть. Дурак он, что ли? Начитался зарубежных романов и поверил.

— Ты что, парень, белены объелся? — спросил я. — Какие особняки? Какие машины?.. Где ты их видел? В кино?

Машину у нас имел только фотокорреспондент Стас Подбельский — страшный халтурщик и бабник. У него же была самая просторная квартира, четырехкомнатная, с старом «генеральском» доме. Но все это досталось Подбельскому, беспутному сыну героя четырех войн, по наследству. Мы не завидовали Стасу: ни лихим его деньгам, ни блудливой, пропахнувшей духами и потом «таратайке», ни генеральским апартаментам. Из квартир, заработанных горбом, лучшая была у главного редактора: две «полногабаритные» комнаты, центральное отопление, телефон и ванна. Правда, под окнами его дома проходила транссибирская магистраль, и редактор каждый день сидел на летучке, болезненно сжимая виски. Остальные, согласно рангам и стажу работы, жили скромно — в «малогабаритках», коммуналках и на частных квартирах.

— Идите домой, — сказал я. — Над вами кто-то пошутил. Нет у журналистов ни особняков, ни машин. Собственные квартиры и то не у всех. Так что ступайте, юноша. Здесь ловить нечего.

— Вы меня обманываете, — произнес он ровным, утверждающим тоном. Прямо как следователь. — У каждого журналиста — особняк и машина. Я точно знаю.

«Сейчас опупею! — со страхом подумал я, — Он точно знает! А я не знаю. У меня, оказывается, особняк и машина, а я и не подозреваю. Сижу тут, кретин, ломаю голову — где бы саночки раздобыть, за угольком съездить? Беременную жену совсем заморозил в шестиметровой комнатушке… А он, сопляк, точно знает!..»

— Ладно, — я решил сознаться. — Есть особняк. Через полчаса закончится рабочий день — пойдем вместе, покажу. Ядринцовский спуск знаешь? Вот там у меня особняк, на косогоре. За тридцать рублей в месяц. Плюс топливо и электроэнергия. Пойдем, пойдем — убедишься. Только при жене свой бред не вздумай повторить. Она у меня на сносях — ей волноваться вредно… Ну посмотри, чудак ты этакий, похож я на владельца особняка?! Или другие — похожи?.. Володя! — заорал я в открытую дверь, увидев пробегавшего мимо репортера Ключикова. — Ты нас домой не подбросишь? С молодым человеком? Машина-то у тебя на ходу?