Мешок с костями

ВСЕМ МАРСИАНАМ Тэ-Эр-90! ПРИВЕТ!

Мистер МАКСУЭЛЛ ДИВОУР, всеми любимый марсианин, даст каждому жителю Тэ-Эр СТО ДОЛЛАРОВ, если никто из них не появится на Улице в ПЯТНИЦУ ВЕЧЕРОМ, С СЕМИ ДО ДЕВЯТИ ЧАСОВ. Там также нечего делать и нашим «ЛЕТНИМ ДРУЗЬЯМ»! И помните: ХОРОШИЕ МАРСИАНЕ все одно что ХОРОШИЕ МАРТЫШКИ! Они ничего не ВИДЯТ, ничего не СЛЫШАТ, ничего не ГОВОРЯТ!

Я не мог в это поверить, несмотря на мое более чем плачевное положение и все-таки едва ли не верил. Или ему дьявольски везло.

Усталость тянула вниз. Кроссовки стали еще тяжелее. Я попытался стянуть одну, но в результате опять хлебнул озерной воды. Они стояли, наблюдая за мной. Дивоур время от времени прикладывался к маске, что лежала у него на коленях.

Я не мог ждать наступления темноты. В западном Мэне солнце заходит быстро, как, видимо, и в любой гористой местности, но сумерки не спешат переходить в ночь. И еще до того, как станет совсем темно, на востоке может взойти луна.

Я уже представил себе свой некролог в «Нью-Йорк Таймс» под заголовком

ПОПУЛЯРНЫЙ АВТОР РОМАНТИЧЕСКИХ ДЕТЕКТИВОВ ТОНЕТ В МЭНЕ

Дебра Пинеток даст им фотографию с обложки готовящегося к публикации «Обещания Элен». Гарольд Обловски скажет все, что положено, и проследит за тем, чтобы сообщение о моей безвременной кончине появилось и в «Паблишере уикли». Расходы он поделит с «Патнамом» пополам, и…

Я ушел под воду, вновь хлебнул воды, выплюнул. Бешено замолотил руками, заставил себя прекратить это безобразие. Слышал, как на берегу смеется Уитмор. Сука, подумал я.

Облезлая су…

Майк, позвала Джо.

Ее голос прозвучал у меня в голове, но это был не тот голос, который я представлял себе, когда мне хотелось мысленно поговорить с ней, чтобы хоть как-то скрасить одиночество. И словно в подтверждение этому, справа от меня раздался сильный всплеск. Я развернулся на него, но не увидел ни рыбы, ни расходящихся по воде кругов. Зато увидел другое — наш плот, стоящий на якоре в какой-нибудь сотне ярдов от меня, окруженный окрашенной закатом водой.

— Я не смогу доплыть до него, крошка, — прохрипел я.

— Ты что-то сказал, Нунэн? — крикнул с берега Дивоур и приложил руку к одному из заросшему волосами уху. — Повтори громче! Или ты уже совсем выдохся!

А Уитмор все смеялась.

Сможешь. Я тебе помогу.

Я уже понял, что плот — мой единственный шанс. Другого поблизости не было, а добросить до него камень Уитмор не под силу. И я поплыл к плоту, хотя руки сделались такими же свинцовыми, как и ноги. Всякий раз, когда я чувствовал, что сейчас камнем пойду ко дну, я выдерживал паузу, говорил себе, что спешить некуда, что здоровья у меня хватит, и все будет хорошо, если я не поддамся панике. Древняя старуха и еще более древний старик двинулись следом, но смех на берегу стих, потому что они тоже увидели, куда я направляюсь.

Долго, очень долго, плот не приближался ни на йоту. Я говорил себе, что это оптический обман, причина которого в сгущающихся сумерках, в цвете воды, из багряной превращающейся в чернильно-черную, но доводы эти звучали все менее убедительно по мере того, как тяжелели руки, а воздух отказывался проникать в легкие.

Нас разделяло тридцать ярдов, когда левую ногу свела судорога. Я повернулся на бок, как тонущая лодка, попытался дотянуться до ноги. Наглотался воды. Меня тут же вырвало. Одной рукой я схватился за живот, вторая все тянулась к ноге.

Я тону, с удивительным спокойствием подумал я. Так, значит, это происходит.

И тут рука ухватила меня за загривок в том самом месте, куда угодил камень Уитмор, и дикая боль тут же вернула меня в реальность, подействовала лучше, чем укол эпинефрина[104]. А другая рука ухватилась за мою левую ногу и ее обожгло, как огнем. Судорога прошла, я вынырнул на поверхность и с новыми силами поплыл к плоту. Еще несколько, как мне показалось, секунд, и я, тяжело дыша, уже держался за перекладину лесенки, ведущей на плот, не зная, то ли я выживу, то ли сердце разнесет мне грудь, как осколочная граната. Наконец легкие начали возмещать недостаток кислорода, и я понял: худшее позади. Выждав еще минуту-другую, пока успокоится сердцебиение, я вылез на плот в последних остатках сумерек. Какое-то время я стоял, глядя на запад, а вода потоками стекала с доски. Затем я повернулся к ним, чтобы показать, что их затея провалилась. Но свою победу мне пришлось отмечать в одиночестве. Улица опустела. Дивоур и Роджетт Уитмор ушли.

* * *

Возможно, ушли. Потому что, а я это хорошо помню, большая часть Улицы уже спряталась в темноте, и знать этого я не мог.