Мешок с костями

Я уж хотел рассмеяться, но лунного света хватило для того, что я разглядел ее лицо и понял, что вопрос задан серьезно. А потому мой смех бы ее обидел. Она входила в читательский кружок Линди Бриггс (в восьмидесятых я как-то там выступал), все остальные члены кружка были старше ее как минимум на двадцать лет, и она боялась ляпнуть какую-нибудь глупость.

— Я должна выступить на следующем заседании, и мне не хотелось бы ограничиться только пересказом, чтобы все поняли, что рассказ я прочитала. Я бьюсь над вопросами, которые задала вам, и не могу найти ответа. Я сомневаюсь, что этот рассказ из тех, в которых каким-то чудом все становится ясно на последних страницах. И при этом меня не оставляет ощущение, что ответ лежит на самой поверхности, но почему-то я не могу его увидеть.

Тут я вновь подумал о кабелях, кабелях, бегущих во всех направлениях, некой подземной сети-паутине, соединяющей людей и дома, деревни, города. Человек не может увидеть эти кабели, но чувствует их присутствие. Особенно если старается вырваться из этой паутины.

А Мэтти ждала, глядя на меня с надеждой и тревогой.

— Хорошо, слушайте внимательно, лекция начинается.

— Я слушаю. Будьте уверены.

— Большинство критиков сходится в том, что «Гекльберри Финн» — первый современный американский роман, и это справедливо, но, будь «Бартлеби» на сто страниц длиннее, я думаю, что поставил бы все мои деньги на него. Вы знаете, кто такой писец?

— Секретарь?

— Высоко взяли. У писца только одна функция — переписывать бумаги. Вроде Боба Крэтшита в «Рождественской песни». Только Диккенс дает Крэтшиту и прошлое, и семейную жизнь. А вот Мелвилл лишает Бартлеби всего. Бартлеби — первый персонаж в американской литературе, который ни с кем и ни с чем не связан, вот так…

Среди, потомков двух лесорубов есть миллионеры. Их прадеды срали в одну выгребную яму.

— Майк?

— Что?

— С вами все в порядке?

— Конечно. — Я попытался сосредоточиться. — Бартлеби связывает с жизнью только работа. В этом смысле он типичный американец двадцатого столетия, практически не отличающийся от Человека в сером фланелевом костюме Слоуна Уилсона, или, в более мрачном варианте, Майкла Корлеоне из «Крестного отца». Но потом Бартлеби начинает ставить под сомнение даже работу, божество мужской половины американского среднего класса.

Она слушала с неподдельным интересом, и я подумал: как жаль, что она пропустила последний год средней школы. Он принес бы много радости и ей, и ее учителям.

— Вот почему он начинает все чаще говорить: «Я предпочитаю не…»? — спросила она.

— Да. Представим себе, что Бартлеби — воздушный шар, наполненный горячим воздухом. Только одна веревка связывает его с землей, и веревка эта — бумаги, которые он переписывает. И мы можем определить скорость гниения этой единственной веревки по расширению круга всего того, что Бартлеби предпочитает не делать. Наконец веревка рвется, и Бартлеби улетает. Чертовски волнующий рассказ, не так ли?

— Однажды он мне приснился, — призналась Мэтти. — Я открыла дверь трейлера, и вот он, сидит на ступеньках в старом черном костюме. Тощий, лысоватый. Я говорю: «Вы не подвинетесь? Мне надо пройти и развесить на веревках постиранное белье». А он отвечает: «Я бы предпочел не двигаться». Да, пожалуй, вы правы. Этот рассказ может вывести из душевного равновесия.

— Значит, он по-прежнему актуален. — Я сел за руль. — Позвоните мне. Расскажите, о чем договорились с Джоном Сторроу.

— Обязательно. И если я могу хоть как-то расплатиться с вами, только скажите как.

«Только скажите как». До чего же она молода и наивна, выдавая мне незаполненный подписанный чек.

Я протянул руку через открытое окно и пожал ее. В ответ она крепко сжала мою.

— Вам очень недостает вашей жены, да? — спросила она.

— Это заметно?

— Иногда. — Она уже не сжимала мою руку, но и не отпускала ее. — Когда вы читали Ки сказку, то выглядели одновременно и счастливым, и грустным. Вашу жену я видела лишь один раз. Такая красавица.

До этого я думал только о наших соприкоснувшихся руках, но тут все мысли смело, как ураганом.

— Когда вы ее видели? И где? Вы помните?

Она улыбнулась, словно я задавал на удивление глупые вопросы.

— Помню. У игровой площадки. В тот вечер, когда я встретила своего мужа.

Очень медленно я убрал руку. До сих пор я полагал, что ни Джо, ни я летом 1994 года не появлялись в Тэ-Эр-90… Но, выходит, в этом я ошибался. В начале июля, во вторник, Джо приезжала сюда. И даже побывала на игре в софтбол.

— Вы уверены, что видели Джо? — спросил я.

Мэтти смотрела на шоссе. Думала она, конечно, не о моей жене. Я мог поспорить на последний доллар, что в тот момент она вспоминала Лэнса. Оно и к лучшему. Раз она думала о нем, то, возможно, не приглядывалась ко мне, а я в тот момент не контролировал свои эмоции.

И она, возможно, могла прочитать на моем лице больше, чем мне того хотелось.