Месяц надежды

– В «Лермонтовке» в старших классах Шекспира проходят. Тебе ли не знать, – сказал он. – Я, конечно, потом почти все забыл напрочь, но одну великую фразочку в память все-таки забил.

– Это которую?

– Что женщины – порожденье крокодилов.

– И я тоже? – поинтересовалась она с хорошо уже знакомым хмельным кокетством.

– Ты – другое дело, – ответил он серьезно. – Ты – порожденье очаровательных крокодилов, а это две большие разницы.

– Правильно Демон говорит – хамло новорусское.

– Какой уж есть. Во мне найдутся и положительные качества. Я, например, совершенно не ведусь на те забавы, которые любит твоя мама, так что никаких тревог, пусть даже смутных-смутных.

– А вот еще был случай с одним военно-морским капитаном. А может, не капитаном, я в званиях совершенно не разбираюсь. С морским офицером, короче. Там же, в Анапе. Мы каждое утро под окном букеты находили, и предназначались они явно не мне. И однажды на пляже… – Оля вдруг замолчала, потом спросила уже совершенно другим тоном, вполне серьезным и даже откровенно озабоченным: – А о чем вы с ней на кухне говорили? Уж там-то она тебя точно не очаровывала. Не с тем лицом ты оттуда вышел, хмурый был явно.

– Да так…

– Про меня что-то? Леша, ну должна же я знать. Ну, пожалуйста.

– Да ничего особенного, в общем, – сказал он неохотно. – Мягонько так меня, человека взрослого и серьезного, уговаривала сделать кое-какие выводы, обдумать все трезво и исчезнуть из твоей жизни навсегда, пока у нас слишком далеко не зашло.

Когда он смотрел на сердитое личико Оли, у него возникла уверенность в том, что она про себя произнесла нечто совершенно непечатное, причем в строго определенный адрес. Ну, так тоже бывает, даже если любишь родителей.

– А мотивировала как? – спросила Оля.

– Со своей точки зрения довольно логично мотивировала, – ответил он и хмыкнул. – Боится, что я, старый отпетый ловелас, наиграюсь и брошу глупую маленькую девочку. Она не просто останется с разбитым сердцем, а, чего доброго, побежит топиться в Шантаре, хоть и далековато до речки.

– А ты что? – настороженно спросила Оля.

– А что я? Я честно сказал, что не отстану от тебя ни за что. Оля, верь не верь, но нет у меня такой привычки – наиграться и бросать.

– Ой, как верить хочется.

– Вот и верь. Нагулялись, да? Пойдем в подъезд?

– Пойдем.

Когда лампочка была привычно выкручена, Оля закинула ему руки на шею и шепнула:

– Только недолго, ладно? Мне еще свою долю посуды надо вымыть. – Она тихонечко рассмеялась. – И не мучай меня слишком, хорошо? Тебе еще гитару с борсеткой забирать. Если что, мама коситься будет на тебя, как таракан на тапочку. Оно тебе надо?

– Совершенно не надо, – сказал Алексей, притягивая ее к себе.

Ну, обошлось. Он вкрутил лампочку, старательно осмотрел Олю и пришел к выводу, что сегодня ее губы выглядят вовсе не предосудительно. А растрепавшиеся волосы расчесал сам, очень старательно.

Обошлось без косых взглядов. Снежная Королева, уже в домашнем платье и длинных резиновых перчатках в мыльной пене, встретила их с ледяным спокойствием. С Алексеем она распрощалась со своей фирменной улыбкой, строго дозированной.

Женечка Демон, как и следовало ожидать, не утерпела. Она за маминой спиной выглянула из кухни, показала язык и так укоризненно покачала головой, словно была строгой настоятельницей монастыря, а они – согрешившими монахом и монашкой. Увы, в присутствии Карины Алексею нельзя было адекватно ответить ей, хотя кое-какие домашние заготовки у него имелись.

Такси он ловил в самом прекрасном настроении. Вот только, когда уселся в машину, на душе у него вновь стало грустновато оттого, что ему предстояло возвращаться в пустую квартиру.

Лист 9

Когда он позвонил, дверь открылась почти сразу же, словно Камышев торопился к ней, насколько это вообще возможно. Он был уже в черной спецодежде типа формы, с широким кожаным кольцом на ремне. Это явно для дубинала, который им не разрешают брать домой.

Алексей переступил порог, поздоровался с ним за руку и пытливо присмотрелся к нему. Конечно, лицо у Олиного папеньки было чуточку набрякшее, что совершенно неудивительно после вчерашнего, но спиртным от него не пахло нисколечко. А это уже есть гут. Выходит, что на этот раз его слова оказались не пьяной болтовней. Можно строить реальные планы.

– Кофе хотите, Алексей Валентинович? Я только что сварил, как раз к вашему приезду.

– Да, выпью чашечку, – ответил Алексей.

Камышев направился в кухню первым. Как и следовало ожидать, Алексей увидел у него на спине надпись «Охрана», сделанную большими желтыми буквами и взятую в прямоугольную рамочку того же цвета.

Гартов откровенно поморщился. Ладно, в конце концов, Камышеву за сорок, и он пока что числится в неудачниках. Но сколько молодых здоровых бычков в этаких вот, с позволения сказать, мундирах щеголяют, бездельем маются, молоденьких продавщиц кадрят. Они получают сущие гроши, но их это вполне устраивает. Им и так хорошо.