В синем небе с редкими молочно-белыми облаками неяркое февральское солнце воздавало почести Мессалине. Тогда как Юпитер не переставал грохотать в дни, предшествующие празднику, солнце ликовало по поводу новых привилегий императрицы. Сенат постановил, что впредь она сможет сидеть в театре в первом ряду вместе с весталками, рядом с консулами, послами, магистратами и пользоваться закрытой повозкой для передвижений по улицам Рима. Теперь ей недоставало лишь титула августы, а Клавдий пока не был расположен предпринимать какие-либо шаги с тем, чтобы ей его присвоили. Сам он принял венок гражданина, гирлянду из золотых листьев дуба, пожалованную ему за то, что в походе, избрав разумную стратегию, он сохранил жизнь своих солдат, и морской венок, украшенный волнорезами кораблей, — за то, что высадился в Британии в кратчайшие сроки, рискуя жизнью. Сенат также присвоил ему наследственное имя Британик. Его сын Германик отныне мог именоваться Друз Британик, и вскоре все привыкли называть его Британиком. Для увековечения памяти о победе Клавдия уже были заложены первые камни триумфальных арок: одной в Гезориаке, другой в Риме, на Фламиниевой дороге.
На рассвете грандиозного дня Мессалина позвала Ливию, чтобы та помогла ей облачиться в самую красивую шелковую тунику с пурпурной каймой. Она надела на руки, шею и щиколотки дорогие украшения, а на голову — золотой венок с драгоценными камнями. Приготовления к празднеству заняли у нее три часа.
Тем временем Клавдий, находившийся за пределами Рима, осмотрел войска, которые готовились пройти торжественным маршем по городу, и приказал выдать солдатам причитавшееся им денежное вознаграждение. Затем он вручил повязки четыремстам всадникам и пехотинцам за выдающиеся заслуги и сорок золотых браслетов тем, кто проявил беспримерное мужество. Особо он думал об Авле, продолжавшем завоевывать южную Британию, и вознамерился, в случае победы, устроить ему овацию. Наконец, он подтвердил сделанное Луцием Вителлием назначение на должность начальника преторианцев Лузия Гету вместо Катония, приговоренного к смерти.
После раздачи наград Клавдий принял наместников провинций, специально приглашенных в Рим на празднование триумфа, и послов союзных Риму государств.
В пятом часу кортеж покинул лагерь преторианцев, вошел в Рим через Триумфальные ворота на северо-востоке города и вступил на Священную дорогу. На пути следования кортежа собралось такое количество народа, что легионеры, обязанные следить за тем, чтобы путь был свободен, с трудом сдерживали толпу. Клавдий нашел Рим похорошевшим, что можно было ожидать, поскольку эдилы, следуя пожеланиям императрицы, предписали горожанам вымыть фасады храмов и домов, вымести и полить улицы, украсить цветами окна. Алтари и статуи украшали гирлянды из разноцветных витых лент, а помещения храмов освещались с того времени, как было объявлено о победе.
Магистры шли пешком, за ними следовали сенаторы, облаченные в тоги с искусно заложенными мелкими складками. Трубы победной мелодией возвещали о провозе трофеев; они грудами лежали на колесницах, запряженных празднично разубранными мулами. Клавдий мог гордиться военной добычей: она представляла собою огромное богатство в виде золотых и серебряных вещей, оружия, оловянных и бронзовых сосудов, дорогих украшений, резных чаш, свинцовых слитков, расшитых одежд. Далее ехали двенадцать колесниц, символизирующих двенадцать британских племен, и на каждой из них имелись свои знаки отличия. На других колесницах стояли макеты покоренных городов и изображения варварских божеств. Большое пространство отделяло эту часть кортежа от жрецов Юпитера, вооруженных ножами, и слуг, несших священные оружия; все эти люди вели на заклание белых быков, рога которых были украшены красными гирляндами.
Жалкое зрелище являли собою пленники, шедшие за жертвенными животными: британская знать и воины со своими семьями, жена и дети британского царя — все закованные в цепи. За ними шли рабы, которые несли золотые венки, подаренные союзниками императору. Далее следовали двадцать четыре ликтора, одетые в пурпур и с фасциями в руках. Они открывали путь триумфальной колеснице, в которой восседал император в расшитой золотом тоге. В правой руке он держал оливковую ветвь, в левой — скипетр из слоновой кости. Он был прям и неподвижен, его голову венчали лавры, специально привезенные из Дельфов. Рядом с ним стоял раб и держал над его головой золотую этрусскую корону. Другой рукой раб звонил в висящий на колеснице колокольчик, защищая ее от дурного глаза, и беспрестанно повторял императору:
«Смотри позади себя и помни, что ты человек».