Мессалина

Теперь, хорошо разглядев Мессалину, внук Ливии поразился необыкновенному сходству её с той, которую он создал в своём воображении и назвал Юноной, столь совершенна и хороша она была в любых одеждах. Та же смуглость, шелковистость кожи, те же изящные формы и линии, тот же нежный контур лица. Сердце его бешено колотилось, и Мессалина, точно почувствовав эти переживания, бросила взгляд в его сторону. Клавдий словно окаменел, так и замер с приоткрытым ртом, а она, подметив эту растерянность, игриво улыбнулась. Она улыбнулась именно ему, и точно росное облако пролилось на Клавдия, обдав его сначала холодком, а потом жаром.

— Моя Юнона! — прошептал он, позабыв в этот миг обо всём на свете. — Как я люблю её...

Юпитера играл Мнестер. Высокий, статный, сложенный как атлет, чьи мышцы тотчас бугрились, едва он поднимал руки или сжимал кулаки под восхищенный гул актёров и небольшой части зрителей, избранных, кого Сапожок пригласил на первую репетицию. Но бурный восторг окружающих вызывал большой, толстый фаллос известного декламатора, достигавший в напряжённом состоянии невиданных размеров. Даже сам Калигула, узрев такое чудо, несколько секунд с завистью его разглядывал, а потом, сглотнув слюну, нежно его погладил.

— Ну вот, это же почти жезл Юпитера! Даже жалко отдавать его такой уродине! — бросил он в сторону Цереры. — Ты хоть понимаешь, шлюха, какое счастье тебе привалило? А ты, дрянь, даже текст не можешь выучить!

Клавдий заметил, как напряглась, подалась вперёд Мессалина, не сводя глаз с мускулистой фигуры Мнестера, и нервные судороги пробежали по её телу.

— От такого бы и я не отказался, — послышался за спиной бархатистый голос, и внук Ливии, вздрогнув, обернулся: это был Нарцисс, один из его греков-помощников, занимавшийся перепиской Клавдия. — А кто вон та смугленькая, с венком на голове? Я её ещё вчера приметил, — спросил он.

— У тебя нет работы? — глухо отозвался Клавдий, и Нарцисс вдруг заметил, что хозяин расстроился.

— Прошу простить меня, ваша милость, — ловко поклонился одной головой хитрый грек, — я зашёл узнать, не будет ли от вас других указаний, письма Цезаря и Помпея я разложил в том порядке и в той последовательности, в какой они были когда-то написаны, и хотел сегодня пораньше уйти...

— Ступай, — не дав ему договорить и не поворачивая лица, промычал Клавдий.

Нарцисс поклонился хозяину и тотчас удалился.

— Необходимо, чтоб ты вышел вперёд, к публике, напряг всю свою мужскую мощь и резким движением плоти разорвал бы набедренную повязку, явив своего птенчика зрителям во всей красе! — мгновенно придумал Сапожок. — Так будет интересней!

— Браво, браво! — оценила эту задумку Церера.

— Помолчи, шлюха! Это, возможно, в первые мгновения вызовет лёгкий свист и шиканье безмозглых пуритан с первых рядов, кто не в состоянии орошать своей ржавой лейкой похотливых жёнушек, и обязательно бурю восторгов наших гвардейцев! — брызгая слюной, загорелся Сапожок. — И вот тогда все будут ждать оплодотворения нашей щедрой Цереры, удовлетворить которую не смог бы ни один из присутствующих в зале. Я прав, Лукреция?

— Ещё бы не прав, мой козлёночек! — хрипло засмеялась она, трясясь всем телом.

— Но у меня может не получиться с повязкой, — хмуро пробормотал Мнестер.

— А ты сделай так, чтоб получилось, мой слоник! — ласково пропел Сапожок, нежно поглаживая Мнестера по заду. — Припомни, что тебя больше всего возбуждает?! Девочки, мальчики, львицы, мне всё равно, но ты должен будешь это сделать, иначе Рим потеряет своего лучшего актёра и приобретёт евнуха.

Калигула расхохотался, а Мнестер побледнел, представив себе последствия этой угрозы. Захихикали и остальные, желая польстить Сапожку, но он жестом заставил всех притихнуть.

— Хватит зубы скалить, это всех касается! Ты актёр и должен влюбиться в Цереру, желать её, как путник жаждет глотка воды, одолев пустыню! Подключи воображение, и у тебя всё получится! Я этого очень хочу! Ну посмотри, какая сладкая у тебя возлюбленная, её так и хочется потискать! — Калигула подскочил к Церере и с ожесточением сжал её толстый сосок, та томно застонала. — А её голозадые спутницы в это время активно помогают им, возбуждая как Юпитера, так и Цереру, облизывают их, трутся друг о друга и мастурбируют. Если мы не разогреем зрителей, я ни одну из вас больше в свои представления не возьму! Но никто не должен закрывать наших главных богов! А если ты, вонючка, не выучишь мой текст, — резко обернулся он к Лукреции, — я тебя заставлю при всех съесть большой кувшин дерьма! Так что постарайся! На сегодня всё, детки. Пошли вон!

Актёры быстро разошлись. Клавдий даже приподнялся, чтобы увидеть лёгкую походку Мессалины. Сапожок обернулся, с удивлением заметил Клавдия и подбежал к нему.

— Моё почтение, дядюшка! — ласково проговорил он. — Вот уж не думал, что ты интересуешься моим театром! Раньше ты был небольшим охотником до таких развлечений, хотя мне рассказывали, что Кальпурния иногда тебе приводит молоденьких девочек. Это так, дядюшка?

Клавдий густо покраснел, заёрзал, не зная, что ответить племяннику.