Мессалина

«Вот двуличная сучка! Для тебя чем хуже я себя веду, тем лучше!» — не без досады отметила про себя Мессалина.

Они вышли на ступеньки храма. Розалинда, как всегда, плелась в хвосте, вместо того чтобы опередить хозяйку и подозвать паланкин со слугами. «Если и дальше так пойдёт, придётся её прогнать!» — рассердилась Валерия.

Храм был закрыт, жрецы никого не пускали, но простой люд, узнав о прибытии императрицы, уже толпился у входа. Набралось человек двести, пожелавших увидеть властительницу. Заметив, что она вышла, все стали радостно её приветствовать, однако нашлось и двое смельчаков, отважившихся бросить ей дерзкие реплики:

— Эй, сколько ныне стоит ночь твоей любви, Мессалина? — хрипло заорал один.

— Я наскрёб восемь ассов, ты придёшь сегодня?! — драл глотку другой.

Её так и подмывало ответить: «Приходи, буду ждать!» — но она сдержалась. Охальникам не было и двадцати. Проорав заученные фразы несколько раз, они бросились наутёк, но их тут же схватили таинники Сардака, повалили на землю, скрутили им руки. Агриппина, стоявшая рядом и наблюдавшая за всем этим, поморщилась.

— Вот мерзавцы! — прошипела она. — Поедем вместе!

Её слуги оказались попроворнее и первыми подбежали к хозяйке, чуть ли не подхватили под руки, усадили госпожу, заботливо укрыли меховой накидкой. Валерия уже хотела сесть в паланкин Агриппины, как вдруг в толпе увидела быстроногого Аполлона. Он стоял чуть в стороне, скрестив руки на груди, и во все глаза рассматривал её. Улыбка светилась на его красивом лице.

— Садись, — повторила вдова Криспа.

— Да-да!

Императрица подозвала к себе Розалинду:

— Видишь светолокудрого?

— Заметила.

— Скажешь ему, чтобы завтра в полдень он пришёл во дворец.

— Зачем?

— Что значит — зачем?!

— Что мне ему сказать, если он спросит: зачем? — вспылив, разъяснила служанка.

— Скажи, его хочет видеть императрица.

— Так прямо и сказать?

— Нет, криво скажешь! И отправляйся во дворец, когда вернусь, пойду в термы, чтоб всё было готово к моему приходу! Если Клавдий спросит, я у Агриппины. Буду через пару часов. И не забудь узнать, как зовут быстроногого.

Розалинда фыркнула, словно осталась недовольна данными ей распоряжениями. Валерия уже отошла от неё, но, услышав этот фырк, тут же вернулась.

— Ещё раз услышу твоё фырканье, ты у меня в одну секунду вылетишь из дворца и отправишься на один из безлюдных островов, где подохнешь с голоду, — прошипела Мессалина.

Розалинда остолбенела от этой угрозы, лицо её побелело, а императрица забралась в паланкин Агриппины и задёрнула полог.

Агриппина ничего не знала об отъезде Сенеки. Ей сообщили, что он уехал с радостью и даже благодарил Мессалину за этот роскошный подарок: возможность отдохнуть от римского злословия. Агриппина говорила об этом с грустью, словно ожидала большего от его ссылки, но сенат не взроптал, и ничего сверхъестественного не случилось. Клавдия не прогнали, а Мессалину не стали поносить на всех углах. Тех двоих крикунов у храма она наняла сама через подставных людей. За двести сестерциев, выданных каждому, они решились несколько раз выкрикнуть гнусные оскорбления в адрес императрицы, однако никто из толпы их не поддержал.

На словах и всем своим видом Агриппина выказывала почтительность Мессалине. Заставила слуг накрыть роскошный стол, где вино наливали в золотые чаши, заботливо расспрашивала о здоровье дядюшки, внезапно коснулась судьбы Азиатика и его садов.

— Никто так и не знает, почему он погиб. Клавдий сказал в сенате, что консула обвинили в государственной измене, но что это значит? — интересовалась Агриппина. — Или причина совсем иная?

— Я не вмешиваюсь в дела Клавдия, ты знаешь, — отговорилась Валерия. — Возможно, Сардак что-то раскопал...

— Но ты же ездила к нему, он даже велел приготовить обед, но ты почему-то в дом не зашла...

— Я так устала, путешествуя по этим садам, они цвели тогда, запахи, ароматы — у меня закружилась голова, и я была вынуждена отправиться домой.

— Да-да, конечно. — У Агриппины сердце рвалось от злости, так она хотела знать правду, хотя бы краешек истины, глаза у неё сверкали от нетерпения, но императрица строила невинные рожицы, прикидывалась глупой и простодушной, ела орехи и сладости, запивая сладким виноградным соком и наслаждалась муками хозяйки, которая, не удовлетворившись сведениями об Азиатике, принялась расспрашивать о лупанарии: справедливы ли слухи, да где он, да каков, да всю ли ночь, — но Валерия круглила глаза и ужасалась её расспросам.

— Ты когда-нибудь заглядывала в эти лупанарии? Вонь, теснота, грязь, помыться негде, публика страшная, и за восемь ассов они хотят сорок удовольствий!

— Ты говоришь так, словно сама прошла через всё это! — загорелась Агриппина.

— Чтоб узнать, как тоскливо в Аиде, не обязательно туда спускаться, — парировала императрица. — А о прелестях жизни окраинных «волчиц» можно узнать у любой шлюхи.