Мессия

После Шехэба наступили свежие дни. Сладкое дыханье северного ветра веяло под кущами вечнозеленых пальм и кедров, благоухавших, как фимиамные кадильницы. Только изредка доносился оттуда, где был Шэол, смрад как бы тлеющей падали, и Дио тогда вспоминала свой бред в Шехэбе. Это была последняя вспышка болезни. Рана зажила так, что от нее остался только бледно-розовый, на смуглой коже, рубец над левым сосцом, и Дио была уже здорова.

Царь однажды подарил ей великолепный свиток папируса, золотистого, как старая слоновая кость, углаженного кабаньим зубом до совершенной гладкости, тонкого, крепкого, нетленного.

Папирус был дорог и употреблялся только для самых важных записей; все же прочее писалось на глиняных или деревянных дощечках, плоских, белых камнях или даже на черепках глиняной битой посуды.

Дио долго искала и не могла найти, какого писанья достоин этот драгоценный свиток; наконец, нашла.

Все ученье царя было устно: он сам никогда ничего не записывал и другим не позволял это делать.

«Пропадет, сотрется все, как след ноги на песке», — часто думала Дио с горестью, и вот решила: «Запишу на свитке ученье царя; воли его не нарушу: свитка никто из живых не увидит; но кончу писать — зарою в землю: может быть, выроют и прочтут люди грядущих веков».

Так и сделала.

Тайно ото всех, по ночам, сидя на полу, перед низким поставцом с наклонной дощечкой для папируса выводила на нем остро отточенным концом тростника тесные столбцы иероглифных письмен, сокращенных в беглую скоропись, и каждый столбец покрывала кедровым лаком, делавшим письмо неизгладимым.

Слово премудрости царя Ахенатона Уаэнра Неферхеперура — Радости-Солнца, Сына-Солнца-Единого, Естества-Солнца-Прекрасного, слышала и записала Дио, дочь Аридоэля, Кефтиянка, жрица Великой Матери.

Царь говорит:

«Атон, лик божий, круг солнца, — образ видимый невидимого Бога. Людям открыть Сокровенного, — в этом всё».

«Дед мой, царевич Тутмоз, охотясь однажды в пустыне Пирамид, устал, лег и уснул у подножья великого Сфинкса, засыпанного песками в те дни. Сфинкс явился ему во сне и сказал: „Я — отец твой, Атон; я дам тебе царство, если отроешь меня из песков“. Так он и сделал; так и я делаю: отрываю Бога живого из мертвых песков — мертвых сердец».

Царь говорит:

«Три естества в Боге: Зэтут — Лучи, Неферу — Красота, Мерита — Любовь; Круг Солнца, Свет и Тепло; Отец, Сын и Мать». «Знак Атона, круг солнца с тремя простертыми вниз лучами-руками, понятен всем людям, и мудрецам, и детям».

«Все ложные боги да истребятся Единым Истинным; да вспомнят Его и обратятся к Нему все концы земли и да поклонятся Ему все народы».

«Не умащения мертвых, не бальзам, не соль, не смола, не селитра — лекарство от смерти, а милость, любовь. Милуйте друг друга, люди, милуйте друг друга, и смерти не увидите вовек!»

Царь сказал злодею, покушавшемуся на жизнь его, Иссахару израильтянину: «Ваш Бог приносит всех в жертву Себе, а мой — Себя в жертву всем».

«Глыбы гранита в каменоломнях Египта взламывают так: пробуравливают в камне отверстие, вгоняют в него деревянный клин, смачивают его водою, и разбухающее дерево ломает камень. Вот и я такой клин».

«Есть у Египтян изображенье Озириса-Сэта, бога-дьявола, с двумя головами на одном теле, как бы двух близнецов сросшихся. Я хочу их рассечь».

«Мертвая точка Египта — равновесье двух чаш на весах. Я хочу его нарушить».

«Как мало я сделал! Поднял крышку гроба над Египтом и знаю, после меня крышка снова опустится. Но знак подан, подан знак грядущим векам!»

«Когда мне было лет восемь, я смотрел однажды, как воины складывали в кучу перед государем, отцом моим, кисти рук, отрезанные от павших в битве врагов, и мне сделалось дурно от трупного запаха. Думая о войне, я всегда вспоминаю этот запах».

«Роспись была на стене Чарукского дворца близ Фив, где я провел детство: морское сраженье Египтян с Кефтийцами; вражьи суда погибают, люди тонут, а египтяне протягивают им шесты, багры, весла: спасают врагов. Кто-то смеялся при мне, глядя на роспись: „Этаких дураков нигде не сыщешь, кроме Египта!“ Я тогда не знал, что ответить, да и теперь не знаю, а все-таки счастлив, что родился в земле таких дураков».

«Величайший царь Египта — Аменемхет, написавший на гробе своем:

Люди при мне жили в мире и милости,Луки и мечи при мне лежали праздные».

«Ликует бог, вступая в битву и видя кровь», — сказано в победной надписи царя Тутмоза Третьего, Завоевателя, богу Амону. «Амон — бог войны, Атон — бог мира. Надо между ними сделать выбор. Я сделал».

«Будет война, пока много народов, много богов; когда же будет один Бог, один род человеческий, наступит мир».

«Мы, Египтяне, презираем Иадов, Пархатых; но, может быть, они больше нашего знают о Сыне; мы говорим о Нем: „был“, а они говорят: „будет“».

Царь сказал мне одной и не велел говорить никому:

«Я — Радость-Солнца — Ахенатон? Нет, еще не радость, а скорбь; еще не свет, а тень солнца грядущего — Сына!»

Много и других слов царя записала Дио в свитке своем; кончила же песнью Атону: