Мессия очищает диск

Жадная Утроба тоже тащил с собой заряженный самострел, а руки Доченьки-Второй прятались за отворотами халата, там, где скрывалась кожаная перевязь с метательными ножами.

— Вот он! — победно рявкнул Лысый Карлик. — Лежит, паскуда! А ну-ка, братки, давайте свяжем его как следует и сдадим завтра Быстроруким! Я думаю, государевы люди не поскупятся на награду за поимку беглого кознодея!

Идея пришлась всем по сердцу, однако связывать не торопились — никто не спешил подходить первым.

Доченька-Вторая предложила было позвать на подмогу кого-нибудь ещё, но Жадная Утроба категорически не захотел делить возможную награду.

Сошлись на том, что связывать будет Лысый Карлик, а Жадная Утроба с Доченькой-Второй станут внимательно следить за монахом и в случае чего примутся стрелять и бросать ножи.

Но зато и из будущих денег Лысый Карлик возьмёт себе половину, а остальные поделят что останется.

Как ни странно, исполнить задуманное оказалось проще простого: не прошло и пяти минут, как монах был связан по рукам и ногам.

Запарившийся Карлик вытер лоб — поди, навяжи сто и ещё восемь узлов! — и подмигнул дружкам.

— Готов! — весело хмыкнул он. — Теперь не развяжется!

— Понятное дело! — так же весело ответили ему. — Сам не развяжется, так ты поможешь! Давай, плешивый, не мнись, скреби ногтями!

Сперва Лысый Карлик не понял. Мало-помалу до него дошло, что Доченька-Вторая и приятель Хоу оторопело вертят головами, потому что никто из них этих слов не произносил.

Сам монах заговорил, что ли?

Да нет, лежит себе, спелёнутый, как девичья ножка.[65]

Тень колодезного «отшельника» неприятно зашевелилась, сгустилась и превратилась в человека. Когда незнакомец приблизился к лежащему монаху и трём ловцам удачи — Лысый Карлик обратил внимание на изрезанную макушку человека, словно гость совсем недавно в приступе безумия самовольно принимал обеты служения Будде.

Сумасшедший?

Непохоже…

Всех окрестных сумасшедших Лысый Карлик знал поимённо.

Карлик приподнял самострел, всё ещё колеблясь — опыт подсказывал вышибале, что именно «тёмные лошадки» всегда оказываются самыми трудными клиентами, но тут случилось непредвиденное.

Незнакомец лихо прищёлкнул пальцами, и самострел Лысого Карлика поднялся ещё выше — но уставился при этом на Жадную Утробу.

А что оставалось делать? Если сухой стук щелчка приказывал от имени самого Монашка У: слушаться этого человека, как меня самого! Вот возьмёт Утроба, стрельнёт, а потом Монашек У спросит Лысого Карлика: «Почему недоглядел?!»

Незнакомец же, заметив движение вышибалы, звонко расхохотался и присвистнул, вновь щёлкая хитро сложенной щепотью. Доченька-Вторая вздрогнула, перебрала пальцами за пазухой, словно лаская собственную грудь, и стала вполоборота к побелевшему Утробе.

Сборщик мзды уже подумывал от греха подальше исчезнуть за дверями притона, но незнакомец прищёлкнул в третий раз, сложив ладонь раковинкой… и Жадная Утроба, не колеблясь, поднял свой самострел, целясь в Карлика, и одновременно шагнул поближе к Доченьке-Второй. Глядишь, промахнётся девка — а в рукопашной она Утробе не соперник!

Да и то — погибни сборщик Хоу, так рыночный «бугор» Ань Захребетник семью за послушание по гроб жизни обеспечит!

Змеёныш Цай рассмеялся в голос, закашлялся от рези в спалённых погоней лёгких и встал между тремя людьми, готовыми по одному его знаку вцепиться друг другу в глотку.

— Несите монаха внутрь, — приказал он.

И никто не осмелился ослушаться.

10

Что труднее всего почесать всласть? Да так, чтоб больше не чесалось!

Языки столичных болтунов.

Всего недели хватило им, чтобы трижды облизать со всех сторон дерзкий побег монаха-воителя из Восточных казематов. Отвага неизменно вызывает приязнь и уважение: вот и посмеивались втихомолку бэйцзинцы, глядя на шарящих повсюду Быстроруких, на вывешенные объявления о награде в тысячу лянов за поимку беглого архата, на усиленные караулы, выставленные поперёк дорог, на истошно орущих глашатаев… Умолкли глашатаи, осталась невостребованной награда, угомонились сыщики — и свежая новость затмила собой малость поднадоевший побег. Государев Советник, обласканный новым императором, без всякой видимой причины покончил с собой на пороге присутственной залы Училища Сынов Отечества — того самого учебного заведения, которому несчастный воробей посвятил лучшие годы своей жизни.

Эй, господа бэйцзинцы, чем завтра языки-то чесать станем?!

Известие о самоубийстве Государева Советника застало Змеёныша и преподобного Баня во дворе надёжного схрона, где оба и пребывали с той памятной ночи. Лазутчик и монах как раз спорили о наилучшем составе для укрепления сил; на отваре женьшеня и ароматного гриба-сянжу сходились и тот, и другой, но Змеёныш настаивал на добавлении экстракта корицы, а Бань — на лотосовом семени.

В результате добавили и семя, и корицу одновременно.

А когда Лысый Карлик, вовсю выпячивающий жалованную Монашком У поощрительную татуировку, сообщил о происшествии в Училище — Змеёныш на миг замер, глядя на монаха остановившимся взглядом, и негромко произнёс высоким, чирикающим голоском: