— Не знаю. Зарабатывает он вроде ничего, но кроме этого ни кола ни двора, в общежитии проживает. На мою коммуналку зарится. Я говорю: если таких шишек охраняешь, пусть комнату тебе дадут. А две комнаты можно на двухкомнатную квартиру выменять, тогда и жениться можно. А пусти его к себе в комнату, он тебя потом оттуда и выселит! — рассуждала Зина.
— Что он, злодей, что ли? — удивилась Мильда.
— А кто его знает! Я эту комнату, сама знаешь, зубами выгрызала, Чугуева облизывала. Его и сейчас вон на сладенькое тянет, а в обмен что? Квартиру однокомнатную — сразу сказал: не могу, шубу и то не может, они, оказывается, по каким-то там спискам, которые чуть ли не сам Киров подписывает, — она откусила котлету, поморщилась и отодвинула от себя тарелку. — Запах какой-то! Фу! Как ты эту гадость только ешь?
Она запила гадкий запах компотом, вытащила новую пудреницу, чтоб похвастаться перед Мильдой.
— Говорят, в обкомовской столовой чего только нет! И все дешево? — глаза у Зины загорелись.
Мильда кивнула.
— А чего тебя больше не зовут на подработку? — она сощурила свои зеленые глаза.
— Они сами справляются, — покраснев, ответила Мильда.
— А чего ты покраснела? — удивилась Зина.
— Жарко здесь…
— И компот противный! — поморщилась Зина. — Слушай, познакомь меня с этой психичкой.
— С какой психичкой? — не поняла Мильда.
— Ну с врачихой, которая по нервам у нас! Как ни пройду мимо ее кабинета, кофем тащит, страсть! Может, щас зайдем, на кофей напросимся? — предложила Зина.
— У меня бумаг уйма, мне их разобрать надо, — сухо ответила Мильда.
— Да брось ты! Чугуев уже смылся. На дачу едет. Я ему: а меня на дачу не возьмете? Вот, дура! Забыла, что жену он в санаторию спровадил. Пристал как репей: поехали да поехали, еле отвязалась! Я сама видела, как он отбывал на своей колымаге, а боле нам никто не указ! У нее сережки в ушах триста рублей стоят! — восхищенно проговорила Зина. — И одевается она, как буржуйка, я когда вижу, у меня мороз по коже!
Мильда усмехнулась.
— Зря усмехаешься! — заметила Зина. — Ты глянь, как у нас тут одеваются?! Некоторых увидишь и за себя страшно становится — до чего опуститься можно! А она такая вся, как игрушечка, прямо лечь в постель с ней хочется!
Мильда потрясенно взглянула на Зину.
— Ага! — округлив глаза, прошептала она. — Скажи кому, скажут, с ума сошла! У тебя такого не бывало?
— Нет…
Они вышли из столовой.
— Ну, познакомишь или нет? — заканючила Зина.
— Позже. У нее сейчас прием пациентов, а мне надо разобраться с бумагами…
— Ну ты… — прошипела Зина. — У тебя что, вместо мозгов инструкции, а в груди Устав ВКП(б)?! Ты, наверное, и уроду, мужу своему, никогда не изменяла!
Мильда остановилась, бросила злой взгляд на Зину и пошла дальше.
— Ну, извини, вырвалось, извини, Миля! — догнав ее и схватив за руку, заговорила Зина. — Милечка, это от злости! Ну хочешь, я себе язык прикушу? Хочешь?! Вот!
Она высунула язык и прикусила до крови.
— Ты что, с ума сошла?! — ужаснулась Мильда.
— Ты меня прощаешь да? Прощаешь?
— Прощаю…
Еще в коридоре Мильда услышала длинный телефонный звонок, доносившийся из их кабинета. Но она не стала торопиться: до конца обеденного перерыва оставалось десять минут, и никто из начальства не посмеет упрекнуть, что ее нет на месте. Телефон продолжал трезвонить.
— Вот нахальный! — обозлилась Зина, входя в кабинет. — Я ему сейчас выдам!
— Я сама возьму! — оборвала ее Мильда.
Зина отступила. Мильда взяла трубку.
— Мильда Петровна? — раздался в наушниках знакомый хрипловатый баритон, и ее словно током ударило. — А я уж хотел трубку положить. Ну здравствуй!..
— Здравствуй, — прошептала она и покраснела.
Зина с интересом уставилась на нее, почувствовав, что звонит весьма важный знакомый ее начальницы.
— Я не звонил… — замялся Киров, — потому что…
— Это неважно! — прервала она его.
— Ты сегодня…
— Да! — выдохнула Мильда.
— Тогда на полчаса позже, чем обычно.
— Хорошо.
Мильда положила трубку. Несколько секунд она стояла неподвижно с раскрасневшимся от волнения лицом, потом села и уткнулась в бумаги.
— Это кто такой звонил, что переполошил нашу Мильдочку Петровну? — с ехидством пропела Зина, подходя к ней и заглядывая в лицо.
— Молчать! — грохнув толстой папкой с приказами о стол, закричала Мильда с такой яростью, что Зина, обомлев, попятилась к порогу. — Молчать! И впредь не делать мне никаких замечаний!
— Поняла, — кротко закивала Зина. — Извини, все поняла, пописать выйти можно?
— Пошла вон! — с презрением бросила Мильда.
27