Месть еврея

Вооружившись связкой ключей, да прихватив еще ключи от других дверей, Руфь прошла в комнату му­жа, а оттуда спустилась в кабинет. Вначале она ниче­го не находила, но, наконец, один из ключей, казалось, подошел, и дверь отворилась. Тщательно заперев ее за собой, она зорко оглядывала «святилище мужа», в ко­торое редко допускалась, но ничего подозрительного не было: у окна стоял письменный стол с массивной сереб­ряной чернильницей, изображавшей Ревекку у колод­ца,— ее подарок в минувшем году. Тщетно поднимала она все пресс-папье, перевертывала каждый листок, пе­ресмотрела даже все брошенные в корзину ненужные бумаги и ничего не нашла, а в ящики было не попасть, потому что они закрывались секретными замками и это ей было известно. Разочарованная, но и взволнованная бесплодными поисками, Руфь стала осматривать разные ящички и увидела лакированную шифоньерку, стояв­шую у стола. Она не была заперта и содержала разные распечатанные письма, визитные карточки, адреса и за­метки. Вдруг внимание ее остановилось на конверте с золотой каймой без всякого адреса. Она схватила его и стала рассматривать; на печати был изображен амур, державший в одной руке сердце, а в другой стрелу, ко­торой хотел его пронзить. Дрожащими руками Руфь вынула из конверта раздушенную записку и прочла сле­дующие слова, написанные женской рукой:

—   «Божество мое, я получила твое письмо и не пре­мину быть на маскараде в опере; только не забудь при­колоть красную розу к своей одежде, чтобы я не ошиб­лась в том случае, если на балу окажется несколько Мефистофелей. На мне будет, как ты желал, черное домино с пучком чайных роз на левом плече, я буду ждать тебя направо возле первой ложи, как ты просил. Джемма».

—  Ага! — воскликнула Руфь, падая в кресло. —Так вот оно что! Это негодная итальянская певица. Ее зовут Джеммой, я знаю. И барон изволит избирать любовниц среди жильцов своего дома. Это очень практично, но на этот раз, мой милый Самуил, ты ошибаешься в расчете.

Она торопливо вышла из кабинета и вернулась к се­бе. Хотя дверь она не могла запереть, это ее не испуга­ло. Ну, просто подумает, что забыл замкнуть, решила она. С четверть часа спустя после раздумья она, каза­лось, на что-то решилась.

—  Сегодня, сеньора Джемма, вы не поедете на сви­дание,— прошептала она.— Эту записку я пошлю ва­шему старику-мужу, а так как сеньор Джакомо, гово­рят, ревнив, как турок, то он примет меры, чтобы при­готовить вам дома приятное тет-а-тет, между тем как я разыграю вашу роль на балу. О, изменник! Наконец-то ты пойман и я увижу тебя без ледяной маски бесстрас­тия и услышу как звучат твои слова любви.

С пылающим лицом Руфь села к бюро и, изменив почерк, написала: «Если вы дорожите вашей женой, не пускайте ее ехать сегодня на бал в оперу. Прилагае­мая записка докажет вам, что это совет друга.»

Положив оба листка в конверт и адресовав его Джа­комо Торелли, она пришла к себе в спальню, взяла с туалета хорошенькую с бирюзой брошку и позвонила горничной.

—  Лизхен, хочешь верно послужить мне и поклясть­ся в вечном молчании обо всем, что я велю тебе сегод­ня сделать? Ты не будешь в этом раскаиваться.

Хорошенькое, оживленное лицо камеристки озари­лось радостной улыбкой, а ее хитрые глаза заметили брошку в руках госпожи.

—  Ах, баронесса! Можете ли вы сомневаться в моем усердии служить вам? Конечно, я буду молчать как рыба!

—  Хорошо! Возьми эту брошку за добрую готов­ность, а теперь слушай, в чем дело. Прежде всего ты должна ловко доставить это письмо синьору Торелли. Можешь ты это сделать?

—  Очень легко, я хорошо знакома с его камердине­ром.и другим его лакеем.

—  Затем ты должна мне достать хорошее черное домино и маску. Позаботься так же, чтобы садовая ка­литка, через которую я выйду, оставалась не запертой всю ночь, чтобы я могла свободно вернуться, никого не беспокоя. В одиннадцать часов я оденусь, и ты прово­дишь меня до фиакра. Если ты все хорошо устроишь, то завтра получишь от меня еще награду.

С лихорадочным нетерпением ждала Руфь вечера, заранее наслаждаясь неприятным разочарованием му­жа, когда он узнает, что имел любовное свидание со своей женой. Сердце ее билось радостной надеждой об­личить, наконец, человека, который ежедневно оскорб­лял ее своей холодностью. Бедная Руфь! Знай она, что Самуил просто нашел однажды на лестнице эту преда­тельскую записку, оброненную той, что должна была до­ставить ее по назначению, то, конечно, отказалась бы от своего намерения.

Между тем она наряжалась самым тщательным об­разом, желая быть красивой, когда снимет маску, и ее последний взгляд, брошенный в зеркало, убедил ее, что в черном платье, покрытом кружевами, с жемчугом на шее и в черных волосах она была удивительно хороша. Затем она надела домино, закуталась в шубу и в сопро­вождении горничной спустилась в сад.

Аллея, которая вела к калитке, всегда содержалась в порядке, даже зимой, ибо ею пользовались садовники. Беспрепятственно вышла она в переулок, в конце кото­рого ее ожидал фиакр, и несколько минут спустя карета остановилась у подъезда оперы.