Месть Фантомаса

— Он заговоренный, — заверила мамаша Косоглазка и, перейдя к другому, спросила: — Ты говорила об остальных. Кто они?

— Ну, — сказала Эрнестин, удивленная таким вопросом, — она считала, что уж кто-кто, а мамаша Косоглазка все знает, — будет, как полагается, Дьяк, мой любовник… ну и потом Борода.

— Ого, — воскликнула мамаша Косоглазка. — Раз в деле Борода, значит, оно стоит свеч.

Эрнестин посмотрела мамаше Косоглазке в глаза.

— Да, — сказала она, — дело серьезное, и если с хлороформом ничего не получится… ну что ж… тогда в ход пойдут ножи…

Эрнестин глянула на свои серебряные часики.

— Уже за полночь, — заметила она, — мне нужно двигать, надо узнать, что там происходит…

Она собралась уходить, но мамаша Косоглазка задержала ее.

— Выпей стаканчик рому, это придаст тебе смелости.

И та, и другая никогда не упускали повода чокнуться.

Выпив, Эрнестин прищелкнула языком.

— Отличный ром, — сказала она, — пробирает до костей…

— Да, — подтвердила мамаша Косоглазка, — ром хорош.

Она доверительно шепнула приятельнице:

— Как раз этот сорт больше всего любит Нибе.

Произнеся фамилию тюремщика, торговка краденым вдруг встрепенулась.

— Кстати, — спросила она, — а Нибе в деле или нет?

Эрнестин приложила палец к губам:

— Тссс, Нибе всегда в деле, ты же знаешь, Косоглазка. Но он, как известно, предпочитает поставлять информацию, а сам работает очень редко… К тому же сегодня, кажется, у него дежурство в тюрьме…

Наконец, набросив на голову старый платок, Эрнестин распрощалась:

— Ладно, пока и до скорого, мамаша Косоглазка…

Из особняка сахарозаводчика Томери открывался чудесный вид на парк Монсо.

К этому великолепному зданию вела небольшая улица, тихая и почти пустынная, известная под названием авеню Валуа.

По обе стороны от этого авеню, выходившего на бульвар Малешерб, возвышалось несколько редких особняков.

Все эти жилища выглядели напыщенно и богато, и если авеню днем казалось спокойным, тихим, можно даже сказать безмолвным, то вечером оно было просто забито многочисленными роскошными экипажами, в которых их владельцы приезжали на приемы или балы, устраиваемые обитателями этих мест.

Сегодня вечером оживление, царившее на подступах к авеню Валуа, было не совсем обычным.

Автомобили и кареты, вытянувшись в длинную очередь, подвозили приглашенных на бал, устраиваемый сахарозаводчиком Томери, к подъезду, над которым возвышался огромный навес.

На этот прием было приглашено все светское общество, и ярко освещенные вестибюли особняка поглощали в себя самых красивых женщин, самых известных мужчин, избранных деятелей, короче, всех, кого называют «сливками парижского общества».

В то время как двое конных муниципальных гвардейцев словно кариатиды замерли с обеих сторон входа в особняк Томери, целая туча полицейских обходила экипажи, занимаясь, главным образом, тем, что отгоняла от аристократической улицы Валуа нищих и оборванцев, заполнивших, кто из любопытства, а кто и из менее благовидных побуждений, дорогу, ведущую к дому сахарозаводчика.

Полицейские помогали также пристраивать на бульваре Малешерб кареты, которые всю ночь должны были ожидать своих хозяев.

Следить за порядком из-за такого небывалого наплыва приглашенных сегодня было трудно.

Один из капралов, который не впервые нес службу во время подобных церемоний, говорил своему молодому коллеге:

— Я повидал на своем веку немало балов и приемов, но этот у Томери, поверь мне, ни в чем не уступит приему в Елисейском Дворце.

Некоторым виноторговцам, державшим поблизости свои лавки, разрешили работать всю ночь. Они прекрасно понимали, что скучать им не придется и что до самого рассвета, то есть до окончания бала, у них будут выгодные клиенты в лице водителей и кучеров экипажей.

Хотя было уже около часа ночи, на бульваре Малешерб и при подъездах к улице Монсо царило великое оживление.

Если, как можно было предположить, в гостиных особняка Томери было полным-полно народу, то за его пределами к стойкам пивных тянулась очередь из посетителей, которых быстро и ловко обслуживали виноторговцы, предлагавшие самый разнообразный выбор напитков.

Большинство этих слуг, кучеров и водителей хорошо знали друг друга, поскольку уже не первый раз встречались в подобного рода местах и, следуя давно заведенной традиции, приветствовали друг друга именами своих хозяев.

Так, можно было услышать, как во время беседы выкрикивали, приветствуя имя какой-нибудь персоны, известной в мире политиков или в предместье Сен-Жермен, а на пороге появлялся лакей в обшитом галуном костюме либо слуга с гладко выбритым лицом и напомаженными волосами.