Месть княгини Софьи

– Ни в коем разе! – вскинул палец Дмитрий Юрьевич. – Коли мой брат услышит звуки тревоги и увидит готовые к сече рати, то просто развернется и уйдет. Он не настолько глуп, чтобы попусту биться слабым лбом о прочную стену.

– А как бы посоветовал поступить ты, мой возлюбленный брат? – очень вежливо, даже вкрадчиво спросил государь, оглаживая пушистый от небольшой темной бородки подбородок.

– Тихо поднять полки и увести на выпас, – ответил Дмитрий Юрьевич. – Там оседлать коней и ждать нападения. Коли обозных лошадей выгнать вперед, спешенных ратников за ними видно не будет. В лагере, дабы он не выглядел брошенным, оставить обозников и слабых холопов, выставить напоказ запасное оружие. Возле шатра собрать всех рынд, дать им щиты и копья. Телохранители возле ставки подозрения не вызовут. Когда Васька кинется на лагерь, поднять бояр в седла и с разгона всеми силами ударить его сотни в бок.

– Ага… – Василий Васильевич размышлял всего несколько мгновений, затем хлопнул в ладони: – Все слышали моего двоюродного брата, бояре? Ступайте к полкам, поднимайте людей, уводите к табуну, там снаряжайтесь к битве! Ждите нападения!

– Дык, княже… – неуверенно возразил боярин Мамай. – Седла, упряжь, оружие на себе, что ли, тащить? Тяжеловато выйдет.

– Пусть слабые холопы помогут сильным донести снаряжение и приготовиться к сече, а опосля возвращаются в лагерь, толпу изображать, – распорядился Дмитрий Юрьевич. – Коли в бок удачно ударить, можно и меньшими силами обойтись. А нас при любом раскладе втрое больше получится. Посему число засадного полка неважно. Важно ворога раньше времени не спугнуть!

* * *

Все решала выдержка.

Князь Василий Юрьевич тянул до последнего. Он хотел, чтобы его послание добралось до государя, чтобы московские воеводы поверили, расслабились, чтобы ратники разошлись отдыхать, чтобы сняли броню и занялись проверкой снаряжения перед завтрашней битвой. Посему атаковать следовало в тот миг, когда враг совсем уже не ждет опасности, когда считает, что никто уже точно не нападет, – но когда до темноты остается еще достаточно времени, чтобы провести один-единственный, быстрый, но решающий удар!

Прорваться, захватить, показать пленника московским князьям и боярам, вынуждая опустить оружие.

А уж потом – пусть наступает ночь.

Московским ратникам тоже было несладко. Сперва бегали, таская конские седла на собственных головах, искали своих скакунов, седлали. А потом…

Потом долго стояли рядом с лошадьми в жарких тяжелых доспехах, ничего не видя и покорно дожидаясь неизвестности.

А по залитому солнцем пастбищу растекался аромат луговых цветов, порхали бабочки и стрекотали кузнечики, высоко в небесах пели беззаботные птицы, повсюду носились стремительные стрекозы, тяжело жужжали глянцевые майские жуки. Все казалось столь мило, нежно и даже блаженно, словно бы в раю…

– Здрав будь, князь Василий Ярославович!

Первый воевода повернул голову на голос, прищурился на гололицего боярина с широким шрамом поперек всего лица. Поначалу слегка нахмурился, но потом узнал и улыбнулся:

– Боярин Титомир из Гремячего ручья! И тебе здоровья, служивый! Здесь-то какими судьбами, витязь?

– Когда Юрий Дмитриевич удел свой делил, мой ручей в доле среднего сына оказался, – воин кивнул на стоящего неподалеку Дмитрия Юрьевича. – Теперь, так выходит, я его слуга.

– Значит, сегодня на одной стороне бьемся, – сделал вывод князь Серпуховской.

– На одной, – согласился боярин Гремячий. – Однако же про долг свой я не забыл. Бочонок хмельного меда с меня, княже. Куда велишь прислать?

– Живы будем, вместе разопьем, – пообещал первый воевода.

– А чего не быть? – удивился Титомир, сын Лягуты. – Первый раз, что ли, рубимся? Дело привычное, не пропадем.

– Тихо! – вскинул палец первый воевода. – Не иначе как топот?

Московские ратники переглянулись. Сразу несколько холопов, стоящих покамест без шапок, опустились на колени, прижали уши к земле…

– И вправду, конница! Конница на рысях идет! – вскоре крикнули с нескольких сторон, и все воины стали торопливо застегивать шеломы, оправлять броню, затягивать подпруги скакунам.

– Главное – не поспешить! – громко сказал князь Дмитрий Юрьевич. – Бить следует сбоку и чуть сзади! Как раз тогда атака самой удачной получается!

Топот нарастал и уже не просто слышался, а заставлял землю мелко дрожать и угрожающе гудеть.

Василий Ярославович, не выдержав, поднялся в седло, поначалу прижавшись к гриве коня, затем приподнялся в седле, тут же снова резко пригнулся, немного обождал, распрямился. Повел плечами. Еще чуть выждал и зычно крикнул:

– По коням, бояре! По ко-оням!!!

Воины стали спешно подниматься в седла, и оттуда, с высоты, наконец-то увидели, как вдоль берега реки, на удалении всего трех сотен саженей несется на рысях кованая конница под несколькими незнакомыми бунчуками.

– Вперед, вперед, вперед! – дал шпоры своему драгоценному туркестанцу главный московский воевода, вскинув над головой рогатину, и стал разгоняться для смертельной сшибки.

* * *