Месть князя

– Но-но, это не намек. Выпью с тобой только тогда, когда училище с отличием закончишь. Икар, итить его мать… Занятия – с первого сентября. На доске объявлений за неделю до начала занятий все будет расписано. А теперь – ступай.

Михаил направился к выходу.

– Да! – крикнул начальник вдогонку по-военному развернувшемуся новоиспеченному курсанту: – Не забудь на комсомольский учет стать – у нас это строго, и у коменданта обмундирование получи… Дерсу Узала.

Выйдя из кабинета в приемную, Михаил, обескураженный неожиданной концовкой собеседования, оглянулся на закрывшуюся за ним дверь с табличкой:

«Начальник училища Лужин Иван Васильевич»

– Ну как, – прекратив печатать, подняла голову от «Ундервуда» и спросила его с участием молоденькая секретарша, – будем летать?

– Полетаем, итить его… – передразнил Михаил Лужина.

Засмеявшись, он поцеловал в щеку зардевшуюся девушку и выскочил из приемной. Сейчас он действительно почувствовал себя двадцатилетним парнем, соответственно документам на имя Стрельцова, который достиг своей мечты – мечты любого советского парня – стал курсантом.

– Я целиком согласен с тобой, – несколько погрузневший, с проблесками сановитой вальяжности, которую придавал ему хорошо пошитый, строгий, серого сукна костюм, сказал Лопатин, забрасывая очередную рюмку янтарного коньяка себе в рот.

Друзья встретились на его квартире впервые со времени приезда в Москву. Тот здесь жил уже два года.

– Вы даже не представляете, над какой темой и с какими людьми я сейчас работаю! Нет… Михаил полностью прав: сейчас никак нельзя вырываться на запад. Во-первых, необходимо исключить любой риск… Любой ненужный риск, – поправился он, глянув на хмыкнувшего Блюма-Угрюмова. – И не смейся, Саша…

– Не Саша, а Илья! – строго оборвал его Михаил. – И я – не Муравьев, а Стрельцов. Сколько раз тебе повторять?!

– Ну хорошо, хорошо. Илья… Стрельцов, – успокаивающе добродушно махнул огромной ладонью Лопатин. – Но тем не менее ты прав. Для того чтобы без риска доставить ценности на запад, да и нас бы туда переместить не мешает, необходим самолет. Причем не какой-то У-2 на одного пассажира, а многоместный. Желательно, пассажирский или грузовой… Так как, я думаю, кроме тех ценностей, что у нас здесь находятся, – он широким движением направил свою руку в сторону шумящего за окном города, – мне понадобится еще очень много денег.

– Зачем? – искренне удивился Угрюмов. (С этого момента автор называет своих героев по залегендированным именам.) – Зачем? Неужели того, что есть, – тебе мало?

– Да, мало! – гордо окинул Евгений слегка осовевшим взглядом друзей, сидевших напротив. – Мало! – повысил он голос. – Я же говорю, вы даже не представляете, над какой темой и с какими интересными людьми я работаю! Да это переворот в науке! Но тему эту здесь, в СССР, не развивают. Финансирование нулевое. Работаем в институте над этой темой полуподпольно, параллельно с другими исследованиями – официальными и, в общем-то, пустыми… А люди какие талантливые! Особенно один – наш руководитель. Мне у него еще учиться и учиться, – вдруг заговорил он советскими штампами. – Но здесь нашу тему до конца не довести. Необходимы серьезное финансирование и свобода творчества. Поэтому все, что можно, проработаю здесь. Заодно – и наберусь опыта. А потом придется там, – он опять махнул в сторону окна, – открывать свой собственный институт. А для этого необходимы деньги, очень много денег…

– А как же твой кровный враг Троцкий? – перевел разговор Угрюмов. – Снова тебя от него отделяют полосатые столбики границы.

Михаил просто взбесился, прибыв в Советский Союз и узнав, что Троцкого вышвырнули уже из страны на Запад.

– Никуда он не денется, мерзавец, – нахмурился тот.

Напоминания о Троцком и о своем прошлом всегда портили ему настроение.

– Но я еще раз повторяю: сталинские границы охраняются очень строго, и не только пограничниками. Все жители населенных пунктов, расположенных близ границы, являются сексотами, доносят в ОГПУ не только на вновь прибывших, но и друг на друга: иначе будут арестованы сами. Нам еще повезло, что мы перешли границу на востоке и в тридцатом году, когда еще не были введены внутренние паспорта и трудовые книжки. Представьте, как бы сейчас мы смогли получить легальные документы на основе каких-то справок! А сейчас вот, пожалуйста, – он достал из кармана куртки небольшую книжицу, – читайте: Стрельцов Михаил Иванович, 1911 года рождения, социальное происхождение – крестьянин. Вот он – легальный документ, – он потряс паспортом. – Пройдет любую проверку. Таким положением грех не воспользоваться… Я должен закончить училище гражданской авиации. И впоследствии, так или иначе, будучи пилотом пассажирского самолета, окажусь недалеко от какой-либо западной границы. И спокойно, без эксцессов и нападений на аэродромы, мы проберемся на ту сторону. Тем более, зная Лопатина, я уверен, что он в любом случае не изменит своего мнения. Медицина – это его жизнь. Я не вправе его торопить. А без него я не покину Россию.