Месть князя

«Как это ему удается? – Кингоро еще раз вдумчиво просматривал легенду курсанта. – Если ему дать лет семнадцать-восемнадцать, то никто не удивится. Ну выглядит мальчик чуть старше своих лет – значит, порода такая. Да и время выдалось суровое… Пожалуй, лучше определить ему возраст – семнадцать. Тогда в двадцатом ему было бы всего десять лет. Вот тебе и босоногое пионерское детство, и комсомольская юность, которой открыты все дороги. И можно не сомневаться, что шагать по ним, с его знаниями и опытом, Муравьев будет семимильными шагами, шутя обходя на поворотах карьеры своих якобы сверстников».

Жестокая улыбка появилась на умном лице майора.

Уже подобрана деревушка в Забайкалье, где недавно большевики организовали филиал районной семилетней школы…

Кингоро чувствовал себя повелителем судеб. Один приказ – и его головорезы сожгут эту деревню вместе со школой дотла, уничтожив всех жителей.

«В живых «случайно» останутся только Блюм и Муравьев, поскольку в это время промышляли несколько месяцев в тайге промывкой золота и охотой. Отсюда – и шальные деньги на руках за сданное в торгсине золото и пушнину, проданную в фактории. А это еще и квитанции – первые легальные документы на руках. И свидетели могут подтвердить. Да и у учительницы этой школы сын тоже семнадцати лет. Жаль, не повезло парню, придется погибнуть. Вот тебе и комсомольский билет, и аттестат, и ни одного свидетеля… А массовую резню свалят на одну из последних банд во главе с озверевшими в тайге колчаковскими атаманами или – на хунгузов, перешедших границу… Да мало ли на кого можно свалить это преступление!.. Хотя, наверное, – Кингоро, задумавшись, потер виски, – проще и надежнее применить последние достижения бактериологического центра».

Корпуса исследовательского центра были достроены пару лет назад километрах в восьмистах южнее тренировочного лагеря. Недавно Кингоро поступила документация с результатами последних исследований и даже документальный фильм под грифом «Совершенно секретно», где подробно освещались методы ведения бактериологической войны.

Кингоро хищно оскалил зубы: «Чувствуешь себя Господом Богом… А что!.. Послать мор на эту деревню – чума или сибирская язва. Никто не докопается – откуда и зачем свалилось это несчастье на местных жителей. Побеждает тот, кто первый использует достижения прогресса. Да! – решил он про себя. – Именно так и следует поступить. Тем более что уже под рукой готовы специалисты для проведения этой операции и штаммы сибирской язвы… Вот Блюм „вдовцом“ останется, уже и для него кандидатура круглого сироты в деревне есть».

Хорошо поработали его агенты – данные исчерпывающие. Японец сладко потянулся, поглядывая в окно на посадочную полосу лагеря, где только что приземлился биплан.

Из пассажирского отсека выскочили эти трое курсантов, о которых он сейчас думал и на которых возлагал такие большие надежды.

Первое необычное, что бросилось в глаза друзьям, как только они вышли из самолета, ступив на каменистую землю, – это кумачовые лозунги с идиотскими, для этого места, надписями – одобрявшими, приветствующими и клеймившими позором. Приветствия делегатам какого-то съезда чередовались с проклятиями в адрес Чемберлена, Клемансо и других империалистов всех мастей, а также здравицами, чествовавшими коммунистических вождей различного ранга и толка.

Они под началом молчаливого инструктора в штатских брюках, полувоенном френче и такой же фуражке направились к штабу. Из-за угла здания с диким плакатом на стене с надписью: «Храните деньги в сберегательной кассе», на котором какой-то улыбающийся идиот в шляпе держал веером несколько тонких серых книжечек, вышло отделение советских милиционеров, одетых в белые гимнастерки и синие галифе. Милиционеры, шагая в ногу, сипло ревели:

Красная армия, черный баронСнова готовит нам царский трон…

Как всегда невозмутимый, Блюм недовольно поморщился. Однако Лопатин, восторженно охнув, покрутил пальцем у виска:

– Господа, народ уже давно гуляет, а у нас еще ни в одном глазу…

Он весело засмеялся. Всего день передышки и смена обстановки тут же вернули ему обычную веселость.

– Товарищи, товарищи! – строго поправил его инструктор, открывая дверь небольшого двухэтажного здания с надписью над ней: «Горисполком».

Группа прошла по узкому, освещаемому в конце окном коридору, стены которого тоже были увешаны различными плакатами, советскими газетами в рамке и напечатанными на машинке различными распоряжениями.

– Наглядная агитация, – буркнул провожающий и открыл одну из дверей с надписью: «Приемная».

Молодая, но слегка полноватая секретарша в нарядной кофточке с комсомольским значком и в красной косынке, улыбнувшись вошедшим, поднялась из-за печатной машинки:

– Товарищ Кингоро ждет вас.

Открыв дверь с надписью: «Председатель», она обратилась к кому-то невидимому:

– Одзаки Миягиевич, к вам посетители.

Продемонстрировав курсантам ямочки на пухлых щечках, она сообщила поторопившись:

– Входите, товарищи.