Месть князя

– Не-е-ет, капитан, – опять набросился Михаил на Чердынцева, – завалишь операцию – Бога будешь молить, если останешься рядовым вертухаем… это в лучшем случае! А скорее всего, уже прямо сейчас мажь себе лоб зеленкой!

От неожиданности капитан застыл, напоминая теперь фигуру Городничего в финальной сцене «Ревизора». А Михаил, не давая ему опомниться, опутывал его словесной шелухой:

– Такое дело разматываем! Заговор по всему Дальстрою! А тут какой-то капитанишка путает все карты! Да я тебя, блядь, сгною! Или ты из одной компании с Берзиным и Гараниным?

Михаил со злобной подозрительностью сощурил глаза, которые полыхнули на Чердынцева морозным огнем колымских лагерей.

Онемевший энкавэдист лихорадочно соображал: «Вляпался… Как я сразу не сообразил… Это же явно сотрудники глубинной разведки… Еще с Гражданской! Даже эта контра – Широков утверждал, что Муравьев лично убил начальника деникинской контрразведки, выкрал документы! Он же этого придурка Широкова тогда окрутил как мальчишку. Завербовал, послал в Париж, явно работать на ЧК. А Широков сам виноват, что по пьяному делу в Одессе потерял документы и застрял там до прихода красных… Да ведь это же асы советской разведки! А я-то, я-то… Идиот! Ну теперь мне явно пи…ц… Понятно, что Лопатин – куратор. Только не тот, что я думал, а из центрального аппарата НКВД. В целях конспирации – как санитарный инспектор».

Муравьев точно просчитал психологический портрет капитана, возможный ход его мыслей, основанный на том, что Широков выложит ему все известные факты, и не ошибся. Ему осталось только подкинуть капитану пару идей, взять на арапа, пугануть как следует – и все факты сами у того в башке станут с ног на голову.

– Что стоишь, как мудак? Живо руки полковнику развяжи! – продолжал орать Михаил, раскручивая ситуацию.

Перепуганный Чердынцев рванулся из-за стола, с грохотом опрокинув стул, и стал непослушными от страха пальцами развязывать тугой узел веревки на руках Евгения.

Отреагировав на шум, в кабинет заглянул караульный. Чердынцев, поддавшись психозу, который нагнетал Михаил, потеряв от страха голову, рявкнул прямо в перепуганную морду азиата:

– Во-о-о-он!

Распутав узел, он отошел в сторону, став по стойке смирно.

– Так-так-так… – потирая занемевшие руки, вальяжно произнес Лопатин недовольным тоном высокопоставленного чиновника.

Он по ходу включился в игру, не понимая, правда, всей ее сути и, играя в ней роль свадебного генерала, надувал щеки:

– С капитаном все ясно. Но вы, майор, – обратился он к Михаилу, – ответите по всей строгости, если ситуация выйдет из-под контроля, а тем более – если завалится вся операция. Сколько людей задействовано!.. Все находится на контроле у Самого! – Он многозначительно ткнул пальцем в потолок. – А вы-то, вы-то, майор… – Он неодобрительно покачал головой. – Разведчик с таким опытом – и так опростоволосились!..

Евгений чуть было не добавил «ай-ай-ай», но Михаил, заметив, что Лопатина начинает заносить, перебил его:

– Товарищ полковник, разрешите исправить ситуацию! Есть идеи. Только необходимо уточнить кое-какие подробности у капитана.

– Ну что ж, давайте… А я понаблюдаю… Пока понаблюдаю… – многозначительно протянул тот, поудобнее устраиваясь на месте хозяина кабинета.

– Присядь, капитан, – приказал Муравьев, указывая тому на стоящий возле него стул, и направил на него лампу.

Психологически сломленный и потерявший волю к сопротивлению, следуя приказам и подчиняясь Михаилу, как кролик удаву, капитан плюхнулся на стул. Он был готов на все – лишь бы вымолить прощение. В аппарате НКВД за ошибки карали вплоть до вышки, а в нынешней ситуации, как он ее понимал, ему была уготовлена роль стрелочника.

– Во-первых, – начал Муравьев, – хочу поставить вас, капитан, в известность, что в областном аппарате НКВД созрел заговор. И возглавляет его начальник Дальстроя – враг народа. Нити протянулись во многие районные центры. У вас под носом тоже орудуют враги, а вы их проморгали! Подробности – чуть позже. Нужно отдать должное, что интуитивно вы чувствовали нелады, но… как дилетант… И не спорьте! – повысил Михаил голос, заметив, что Чердынцев хотел сказать что-то в ответ. – Так вот. Как дилетант, – повторил он, – вы взялись за прояснение ситуации, чем едва не погубили все расследование.

– Но я… я… я не знал, не мог подумать, что идет внутреннее расследование… – взмолился капитан.

– Я, я… Головка от х…я, – грязно выругался Муравьев. – Значит, так, – продолжил он. – Кто знает о сведениях, изложенных Широковым?

– Никто. Партбилетом клянусь.

Капитан приложил руку к груди, где во внутреннем кармане гимнастерки хранились документы.

– Смотри! Выложишь его на стол вместе с головой! – вступил в игру Лопатин и тут же замолк, важно надувая щеки.

Он не знал плана Муравьева, но целиком полагался, как всегда в экстремальных ситуациях, на его инициативу.