Месть Крестного отца

— Ты не уверен, сможешь ли договориться? — усмехнулась она. — Я тебя хорошо знаю. Голову в песок не прятала. Ты способен уладить что угодно. И не прикидывайся, будто это не так.

— Ты меня переоцениваешь.

— Вряд ли.

И вот они направляются в треклятый дом Джека Вольца на выходные.

Бывают моменты, когда мужчине хочется отрубить собственный член.

Или нет?

Хейген поцеловал жену.

— Притормози, — сказала ему Тереза.

Водитель, только что выруливший на скоростную автостраду, сбавил скорость.

— Да не ты, — возмутилась она. Том опустил перегородку.

* * *

Они остановились по пути наскоро перекусить в романтическом французском бистро, о котором Том слышал от Фонтейна, знавшего, как произвести на даму впечатление. Несмотря на меры предосторожности, там их настигло ФБР Теперь Хейгена преследовали повсюду. Когда Тереза удалилась в туалет, Том послал официанта спросить у агентов в машине, не желают ли они поесть за его счет.

В Палм-Спрингс прибыли к сумеркам.

За почти двадцать лет, минувших с последнего визита Тома, в имении Вольца многое изменилось. Когда Хейген приезжал сюда обсудить участие Фонтейна в фильме о войне, тут стоял особняк как в английском поместье, напоминавший декорации к фильму: каждая деталь, будь то цветы в саду, картины старых мастеров на стенах, изгиб тропинок для прогулок — все казалось преувеличенно фальшивым. Ныне здесь царило уродство за внушительными укреплениями. Вольц купил дома ближайших соседей и сровнял их с землей бульдозерами. Привычных охранников сменили ветераны израильской армии в черном, вооруженные автоматами. По периметру владение обнесли забором из остроконечных железных прутьев высотой в шесть метров — выполнил работу металлургический завод, который восновном работал на тюрьмы. Повсюду стояли камеры наблюдения.

— Для чего этот забор? — спросила Тереза. — Чтобы никто не проник или чтобы никто не убежал?

У Вольца была репутация сексуального гиганта, правда, о его пристрастии к юным девочкам мало кто знал. Терезе в свое время рассказал муж.

— Зря его тут поставили, — отметил Хейген.

Она слегка наклонила голову и взглянула на Тома, изогнув брови, как учительница смотрит на студента, который не настолько глуп, чтобы нести подобную чушь.

Агенты ФБР припарковались у дороги на расстоянии двадцати метров. Охранники открыли ворота лимузину Хейгена и захлопнули вслед за ним.

— Не говори мне, что тебя это ничуть не волнует, — сказал Том.

Тереза пожала плечами. Она так вымоталась от жизненных проблем, что устрашающий тюремный забор и коммандос с автоматами представлялись всего лишь очередным адом.

Пока лимузин подъезжал к дому, Том в угрюмом молчании смотрел в окошко. Он слышал о переменах от Джонни и все равно испытал шок, увидев их собственными глазами. Исчезли сад и теннисные корты. Канули в прошлое длинные ряды конюшен с викторианскими фасадами и сверкающими современными интерьерами. Зеленые пастбища, где некогда резвились чистокровные верховые жеребцы, а магнат кинематографа, попыхивая сигарой, хвастал ими перед гостями, превратились в длинные газоны с каким-то подобием бункера посредине. На бункере красовались названия картин, недавно отснятых в студии Вольца.

Сам особняк был так радикально видоизменен Вольцем и его новой женой, что Том едва не решил, что на его месте воздвигли новый дом. Декоративные узоры и своды убрали, серую каменную кладку обшили бежевым гладким покрытием, напускное великолепие старого света испортили стеклянные стены, прямые углы и откровенный модернизм с его любовью к железобетону.

Рядом с домом сохранился бассейн с природными источниками. Статуи вокруг него — и внутри тоже, на пьедесталах и в фонтанах — приумножились, достигнув количества в пару сотен. Большинство были выполнены в серьезном неоклассическом стиле и изображали политических лидеров во фраках в натуральную величину и героев войны верхом. Все из металла. Однако нашлось и несколько неуместных обнаженных фигур из мрамора: женщины, пышные и, наоборот, тощие громоздились почти впритык друг к другу без всякой закономерности.

Тереза с восхищением разглядывала статуи и выпаливала неизвестные Тому имена: Торвальдсон, Карпо, Кросетти, Лембрук, граф Трубецкой, лорд Лейтон. Хейген любил в ней эту черту: она много знала, и искусство приводило ее в восторг. Сам он вряд ли вспомнил бы иного скульптора, кроме Микеланджело. Однако ценил культуру и гордился, что женат на женщине, которая столь образованна. Ему нравилось, что Тереза (в отличие от большинства дам) в обычной жизни страстно предается вещам, весьма далеким от стирки и подливки. Она знала, сколько отдают за произведения искусства на аукционе, и все же при виде статуи думала не о цене, а о красоте, о достижениях скульптора, о вызванных эмоциях. И Тому это очень нравилось.

— Они всегда стояли так хаотично? — спросила Тереза.

— Нет. Раньше было меньше. И… не знаю, расположение казалось лучше.

— Как так можно? — возмутилась она. — Привезти столько красоты и навалить все в кучу, как на распродаже. Зачем?