— Возвращайся, когда вставишь хотя бы один золотой зуб. Тогда и поговорим.
— Ты меня обижаешь, — нахмурился я. — Не может такая красивая девушка быть такой бездушной!
— Котов, лесть тебе не поможет, — улыбнулась она, чуть оттаяв.
— А как же пролетарская солидарность?
— А как же норма прибыли? — парировала Маша. — Не выдам норму — меня заведующая премии лишит! В прошлом месяце со скрипом прошла. Нет, Котов. И не уговаривай.
— Не по-нашему это, — вздохнул я. — Не по-советски…
— Так я и знала! — раздался звонкий голос из-за спины.
В утреннюю тишину бара, нарушая спокойное умиротворение храма алкоголя, ворвалась Даша — моя секретарша.
Как всегда — безупречно одета. В черной юбке-карандаше, белой блузке, галстуке-банте и черном жакете с комсомольским значком на груди. На ее прелестном носике блестели стекла очков в тонкой металлической оправе. Каштановые волосы собраны в пучок. Ничего лишнего. Просто картина писаная.
Со стороны, даже, могло показаться, будто это она — моя начальница, а не наоборот. Но я-то знал, что истинный порядок должен быть в голове. В мозгах. Особенно, если эти мозги хорошо смазываются. И вообще — не человек красит одежду, а одежда — человека, как завещал великий дедушка Ленин. Тьфу, блин! Наоборот же!
— Подпишите, пожалуйста, Юрий Владимирович.
Секретарша положила на стойку лист бумаги, испещренный машинописным текстом, и северокорейскую Chollima с золотым пером.
Ах, да… она же вчера что-то просила передать на счет своего увольнения. Неблагодарная! И это — после всего, что я собирался с ней сделать!
Глава 6
— Дашенька, радость моя… — медленно проговорил я, тщательно подбирая слова. — У нас обоих выдался достаточно поганый день. Мне искренне хочется смотреть в будущее с оптимизмом и я искренне надеюсь, что там, в неизведанном, нас ждут еще сотни гораздо более поганых дней. Но давай не будем омрачать это и без того дерьмовое утро твоим увольнением? В наше время одинокой девушке найти очень непросто найти работу. Приличной девушке. Приличную работу.
— Что? — удивленно воскликнула секретарша. — Какое увольнение? Это — приказ о премии и отпускных. Считаю, что я заслужила!
— Да? — настала моя очередь удивляться.
Я пробежал глазами по ровным шеренгам, будто солдаты на параде, букв в документе. Дарья не обманывала. Выплата долгов по зарплате, премиальные, отпускные… я нутром чуял какой-то подвох, но не мог понять — в чем он заключатся? Хотя я, вроде как, не дурак. Интересно, откуда у меня такие деньжищи?
— С гонорара покойной блондинки, — пояснила помощница, угадав мои мысли.
— Постой… — встряхнул я головой. — Тот портмоне стоил рублей восемьсот! Хорошо, если поискать и поторговаться — может, слегка за тысячу. Но не столько же!
— А ты внутрь не заглядывал?
— Внутрь?
— Да, черт побери, внутрь! Я, конечно, понимаю, что у тебя никогда не было такой суммы, чтобы заводить кошелек, но довожу, Юрий Владимирович, до вашего сведения, что портмоне как раз и предназначены для хранения таких прямоугольных бумажек, которые называются «рублями» и служат законным платежным средством на территории всего Советского Союза. Там было двадцать пять тысяч!
— Двадцать пять тысяч — чего? — растерянно проговорил я.
— Двадцать пять чертовых тысяч чертовых рублей! — прошипела помощница.
— Твою-то мать! — присвистнул я, отметив, как же она прекрасна в гневе.
Это здорово меняло дело! Теперь мне стало немного жаль жертву неизвестного убийцы. Блондинку, обладающую не только шикарными выпуклостями и выдающимися постельными способностями, но еще и настолько богатую, я готов сторожить до последней копейки. Да и пила она, как настоящая комсомолка! Вообще — приятная, понимающая, интересная в общении женщина.
— Долги по ренте я погасила, телефон оплатила, талоны на Инфосеть в верхнем ящике стола… что еще? — задумалась девушка. — Ах, да! Порядок я навела. Дверь обещали отремонтировать. Остатки денег — в сейфе… еще вот, — Даша достала ключи от автомобиля. — Не знаю, что с этим делать…
— А что это?
— Ключи, мать твою, Котов! Ключи от машины покойницы. ЗИС, что стоит перед конторой. Правда, с него уже успели стянуть колеса.
— Давай сюда, — я сгреб ключи в карман. — Я разберусь.
— Тогда — подпишите приказ и чао!
— Подожди! Дай мне свой пистоль, — попросил я. — Тебе-то он к чему в отпуске?
— Пожалуйста, — секретарша выложила свой хромированный Тульский Стечкина с перламутровыми накладками рукояти, инкрустированной золотой гвоздикой с красной с зеленым эмалью. — Только, ради Бога, не убивай никого!
— Клянусь, — заверил я, пряча оружие в карман пиджака.
Я пообещал это настолько искренне, насколько может обещать никого не убивать человек, который одалживает пистолет.
Теперь, когда все формальность были соблюдены, я осквернил белизну листа бумаги росчерком чернил. Помощница взяла документ и подула на подпись, согревая бездушный бюрократизм своим теплом.
— Надеюсь, ты отомстишь за бедную девочку, — произнесла Даша на прощанье.