Месть невидимки

— Мы можем отсюда вас вывести. Это будет ориентировочно в час или в половине второго ночи. В вашем распоряжении будет чистых три часа. Времени достаточно, чтобы успеть пересечь границу…

— Насколько я понял, от нас — колеса и документы…

— Для «Золотого сюзгеча» не так важны документы, сколько — деньги, — напомнил Караев.

— Знаю, — кивнул премьер и опять умолк.

— Когда планируете? — после непродолжительной паузы поинтересовался он.

— Все в ваших руках.

— Бумагу и ручку! — потребовал премьер и в один присест написал довольно лаконичную записку:

«Аждар, сделай все так, как скажут эти люди. О моей записке — никому ни слова».

— Он мой самый верный человек. Его имя нигде и никогда не всплывало. Никто о нашей дружбе не знает. Он поймет, от кого она.

Премьер подробно объяснил, как найти Аждара, и попросил на словах передать, чтобы тот позаботился и о деньгах, и о документах. На него и министра.

— Машину пусть подберет по моему вкусу. Он знает, на что я намекаю. Поезжайте к нему сейчас же. Позвоните в дверь и — чей бы голос не спросил вас: «Кто там?» — отвечайте: «Товарищ из Красноярска».

— Почему из Красноярска? — удивился Караев.

Премьер многозначительно посмотрел в сторону, откуда доносился голос невидимки.

— Это откроет вам дверь. В любое время дня и ночи.

— Простите. Вопрос мой был глупейшим, — поспешил извиниться Караев.

— Почему же? Наши отцы в печально известном 1937 году были репрессированы… И мы с ним родились в один год и в одном городе — Красноярске… Впрочем, что об этом вспоминать, — премьер махнул рукой.

— Да, и еще, — вдруг спохватился он. — Мой товарищ человек подозрительный. Чтобы он поверил вам, — премьер лукаво улыбнулся, — чтобы он поверил, задайте ему вопрос. Это шутка, которой мы обмениваемся при встрече друг с другом. Спросите: «Это не вы снимались в кинофильме „Застава в горах“»? А потом добавьте: «В роли Буяна». Он вас поймет.

После коротких и точных указаний Премьер сказал, чтобы Караев прошел к Министру.

— Утрясите и с ним… Если хотите, я могу черкнуть записку ему. Она поможет избежать вам долгого с ним разговора, — предложил он и не задумываясь написал:

«Я дал согласие. Слово за тобой».

— Извольте, — протянул записку премьер…

… Министр спал чутко. Почувствовав на себе руку чужого человека, вслух, как ужаленный, крикнул:

— Что вам нужно?! Кто здесь?!

Хорошо поставленный командный голос, очевидно, донесся до надзирателя и тот поспешно подошел к дверному глазку.

— Что орешь? — грубо прохрипел он.

— Дурной сон приснился, — мотая головой из стороны в сторону, сказал министр.

— Давай ложись! — приказал надзиратель и пошел по коридору дальше.

Министр продолжал сидеть, придирчиво осматривая каждую пядь своей камеры. Караеву пришлось потратить на него полчаса. Он оказался не таким сообразительным, как премьер. А может, просто прикидывался. Наверное, ломал дурака, потому что после записки премьера, которую он обнюхивал с разных сторон, министр вдруг сразу все стал понимать и даже проявил осторожность.

— Нас могут видеть и слышать. Ты это знаешь? — он опасливо вперился в потолок.

— Не волнуйтесь. Вся система прослушки заблокирована, — успокоил Караев.

— Уведите меня прямо сейчас, — неожиданно предложил он.

— Нет, только вдвоем с премьером. Возможно, это будет завтра. Так что будьте готовы.

— Завтра так завтра, — обреченно вздохнул он…

…Все прошло как по нотам. Джилл, заблокировав наблюдающую аппаратуру, вышла на улицу, чтобы отдать свой контур Мике. Этим-то контуром Караев и вывел узников на волю…

Сначала Караев привел премьера. Прямо к дверям «вольво». Машина, которая отвечала его вкусам и которую он держал подальше от посторонних глаз в гараже у своего верного друга. Обняв премьера, Аждар заволок его в салон и, смеясь сквозь слезы, спросил:

— Это не вы снимались в кинофильме «Застава в горах?»

— Я… Я… В роли Буяна, — придушенным голосом ответил Премьер.

Пока Караев ходил за министром, Эльдар протянул премьеру открытку.

— Вам надо написать письмецо Фариду Якубовичу Зейналову. Благодарственное, конечно, — уточнил Азизов.

— Понял. Давайте!

Положив открытку на дипломат, премьер долго думал что написать и, наконец, выстроив в уме удовлетворявший его текст, произнес:

— Напишем так!

«Дорогой Фридик!

Спасибо за свободу. Я распоряжусь ею как надо. Придет время и мы рассчитаемся с тираном, вероломно обманувшим меня».

Президент знал почерк премьера. И, конечно, знал, кто кроется за именем «Фридик». Это обращение относилось однозначно к Зейналову. Так его между собой называли друзья.

…И про эту открытку он, Караев, забыл.

«Какая досада! Скорей бы пришел Ферти. Дело еще можно поправить», — сетуя, ерзал он.

С того момента, как он вернулся, прошло уже сорок пять минут. Караев стал нервничать. Что могло случиться?… И в этот самый момент из вестибюля, вальяжно покачиваясь, вышел Ферти. Довольный. Сияющий. Хмельной.