Месть предателя

Когда музыканты объявили очередной «белый» танец, Невежин и Поташев находились рядом. Они одновременно заметили, как с противоположной стороны к ним направилась Инна Березкина. Она была первой красавицей школы и мастером спорта по художественной гимнастике. Березкина уже не первый год входила в сборную Москвы. За стройность фигуры, да и за фамилию, которая так ей подходила, ее звали Березкой.

Под первые такты вальса Инна подошла к разговаривающим Поташеву и Невежину.

– Мальчики, – обратилась она к ним, – вы разрешите мне ненадолго прервать ваш серьезный разговор?

Поташев и Невежин вопросительно посмотрели на Березкину.

– Я хочу пригласить на «белый» танец… – мило улыбаясь, сказала она и посмотрела сначала на Невежина, потом на Поташева.

Березкина еще не успела произнести имя того, с кем хотела бы танцевать, а Эдуард Поташев уже сделал шаг навстречу и протянул Инне руку.

– Извини, Эдик, – улыбнулась она, – но сейчас я хочу пригласить Федю.

– Извини и ты, – ответил Поташев и помрачнел.

– Это же не последний танец! Мы с тобой обязательно станцуем следующий, – продолжая улыбаться, сказала Березкина и положила свою ладонь на предложенную Невежиным руку.

Поташев молча кивнул и отвернулся. А через минуту он уже находился в соседнем зале, где большими глотками пил прохладную минералку прямо из горлышка.

Когда Эдик Поташев вновь вернулся в актовый зал, музыкантов на сцене он не увидел. Те устроили перерыв. В зале же зазвучала музыка, которую транслировал школьный радиоузел. Темп выпускного бала немного замедлился. Танцующих в зале поубавилось. Часть выпускников окружила праздничный стол, другие, уже не прячась от педагогов, устроили в коридоре перекур, но через две-три затяжки их все же заставили спуститься во двор. Кто-то переводил дыхание у открытых окон, кто-то приводил в порядок свой костюм или платье. Но Инны Березкиной и Федора Невежина среди них не было.

Спустя полчаса танцы возобновились, вернулся на сцену оркестр. Помня об обещанном ему танце, Поташев стал глазами искать Березкину. Но Инны среди танцующих не было. Не было и Федора.

Не желая отступать от поставленной перед собой цели – а намерение получить обещанный танец теперь стало для Эдуарда целью, – Поташев отправился на поиски.

– Ребята, вы Березку или Невежина не видели? – спросил он у группки спускавшихся с верхних этажей одноклассников.

– Видели. Мы вместе наверху были. С классом прощались!.. Наверное, там и застряли… Предаются воспоминаниям… Или присели на дорожку – Инка ведь уезжает на спортивные сборы…

Поташев молча выслушал предположения товарищей и отправился наверх, в свой класс, в котором ему уже не суждено больше учиться.

Подойдя ближе к двери, Поташев узнал голоса. Вернее, один голос – Федора. Дверь была приоткрыта, и это обстоятельство позволило Эдуарду бесшумно проникнуть внутрь. В классе стояла абсолютная темень. Только на фоне окна выделялись два силуэта: девушки, сидевшей вполоборота на подоконнике, и юноши, сидевшего за учительским столом.

Федор Невежин читал стихи.

– А это чьи? – спросила Березкина, когда Невежин закончил чтение.

– Мои.

– Вот уж не знала, что ты поэт!

– Об этом никто не знает.

– Значит, в число посвященных я вошла первой?

– Да, – коротко ответил Федор.

Наступила недолгая пауза.

– Подойди ко мне, Федя, – попросила Инна.

– Что? – тихо спросил подошедший Невежин.

– Помоги мне спуститься.

Федор протянул к Инне руки, и та, оттолкнувшись от подоконника, тут же оказалась в его неловких объятиях. Почувствовав под ногами пол, она обняла Федора и поцеловала. Потом, взяв его руку, подвела к ближайшему столу. Они сели рядом, как делали это в течение нескольких лет.

– Я никогда не забуду сегодняшнюю ночь, – с нежностью в голосе прошептала Инна.

– И я… никогда… не забуду, – эхом повторил Невежин.

– Ночь на двадцать шестое июня.

– Тысяча девятьсот семьдесят первого года.

– Семьдесят первого…

Они замолчали.

– Почитай еще что-нибудь свое, – нарушив тишину, попросила Инна.

– Хорошо.

И Федор Невежин начал читать стихи.

Поташев покинул классную комнату так же бесшумно, как и вошел в нее. Его появление осталось никем не замеченным. Также никем не замеченным осталось и то, что на этот раз тонкие губы Эдуарда были сжаты сильнее обычного.

– Вы назвали их отношения банальным словом «треугольник», – вздохнула старая учительница. – Нет, у них не кончилось, насколько я знаю, школьным балом. Ребята поступили – причем оба – в Институт народного хозяйства имени Плеханова, тот самый, который сегодня, говорят, является весьма престижным, хотя и носит в обиходе довольно неприличное прозвище «плешка». И учились они там прекрасно.

– Я смотрю, вы и после окончания школы держите бывших своих учеников в поле зрения? – одобрительно заметил Гордеев.

– А как же! Пока я жила в Москве, ко мне постоянно являлись в гости мои бывшие ученики. Да и родителей их я нередко встречала на улице. В метро, в магазине… Так что новости до меня доходили постоянно.