Месть — штука тонкая

— В чём моя вина перед тобой? — спросил Рябиновский. — Я как мог старался тебе помочь, дочь твою хотел пристроить замуж за уважаемого человека, а она убежала со свадьбы. Я же всё время тебе помогал! Вспомни!

— Все пострадали, кто дела с тобой имел, один ты выкрутился, — сказал Бобров, — это несправедливо.

—Но ведь ты-то живой! — воскликнул Рябиновский. — А меня хочешь убить!

—Я живой? — переспросил Бобров. — Я иногда иду по улице, а потом оглядываюсь и вижу, что я не помню, как здесь очутился. У меня крыша едет, Рябиновский. Всё после «лечения» в психбольнице.

—Я-то тут при чём? — завопил доктор наук. — Я тебе здоровьем мамы клянусь, что я ни при чём…

—Нет у тебя мамы, умерла она семь лет назад, — ответил Бобров, — вот ты и клянёшься. Да, за тобой не заржавело бы и здоровьем живой мамы поклясться, потому что ты гнида, каких свет еще не видывал.

—И что, Иван, ты вот так сейчас меня застрелишь? — делано истерично произнёс Рябиновский, стараясь разжалобить Боброва. — Своего друга, свояка своего? Родственника, брата жены, убьешь, да? Оставишь моих детей без отца? Подумай, Ваня. Подумай хорошенько, прежде чем сделать необдуманный шаг!

—Я уже давно всё обдумал, — ответил Бобров, — за тем и приехал, чтобы тебя наказать. Пока такие, как ты, живут на свете и гадят, России из грязи не подняться.

«Поглядите, как он заговорил! — подумал Рябиновский. — Много ты сам о России думал, когда на губернаторском месте волок все, что не приколочено?» Но сказал другое.

— Иван, погоди, давай все обдумаем, спокойно обсудим, — предложил Рябиновский, — ты сейчас в состоянии аффекта, ты можешь совершить поступок, о котором потом будешь жалеть. Тебя обокрал и унизил этот щенок Никитин, ты лишился власти. Но ведь можно все исправить. Давай вместе подумаем как.

— Не буду я с тобой вместе ничего думать, — ответил Бобров и взвел курок, — я пришёл тебя покарать!

— За что? — возопил Рябиновский. — Что я лично тебе сделал плохого? Если и сделал чего, то прости меня, Иван, я же тебя люблю, как брата. А ты вот так за мою любовь к тебе хочешь меня убить!

Самообладание Боброва дрогнуло. Рябиновский был великим актером, и если бы пошел в театр, то играл бы только главные роли. Но ему, лицемеру, хватало актерской игры и на сцене жизни. Он был готов на все ради своей цели. Если надо было для дела унизиться, он унижался. Притвориться — притворялся! Обмануть — запросто! Пообещать и не сделать — нет ничего проще! Он мог нагадить человеку и тут же убедить его в том, что он сам во всем виноват. А ради сохранения своей жизни он даже упал перед Бобровым на колени и натурально заплакал, пытаясь его разжалобить.

Бобров сильно разволновался, покраснел, и вдруг наступило обострение болезни, вызванное приёмом ненужных организму лекарств. Сознание Боброва отключилось. Нет, он не упал на пол без памяти, а просто на время перестал осознавать, что делает. Как бывало и раньше, когда он намеревался купить продуктов в ближайшем магазине, а приходил в себя в автобусе, который ехал в совсем незнакомый ему район. Как будто в него вселялся и захватывал его другой человек. Кто был тем, другим человеком, который овладевал Бобровым в минуты помрачения, мы не знаем. Но то, что он был явно жестче и решительнее бывшего губернатора, стало ясно даже Рябиновскому, который увидел вдруг опустевшие и похолодевшие глаза Боброва. Ряби-новский понял, что ему пришел конец, и попытался броситься на Боброва, чтобы его повалить.

И тогда в кабинете раздался выстрел, Рябиновский с продырявленными кишками повалился на пол и, окровавленный, забился в судороге. Бобров нажал на курок второй раз, но, находясь в прострации, попал в телевизор SONY, который моментально с грохотом взорвался. В дверь кабинета снаружи стали громко барабанить и что-то кричать. Бобров аккуратно положил ружье на стол, отворил дверь, спокойно позволил себя связать ворвавшимся людям.

Пришёл в себя Бобров через час сорок минут, когда в отделении милиции его допрашивал усталый капитан. Бобров, пока не пришел в себя, отвечал путано, смотрел правым глазом в одну точку, а левым совсем в другую. По бороде его текли слюни, а ответы не соответствовали вопросам, которые ему задавали.

— По-моему, этот дед — клиент психушки, — сказал капитан второму милиционеру, старшему лейтенанту, — или он профессионально «гонит пургу».

— Смотри-ка, — ответил второй, — он на тебя посмотрел. Вроде в себя приходит.

Капитан оглянулся и уставился на Боброва. Иван Петрович разумным взглядом посмотрел на него в ответ. Поскольку последнее, что помнил бывший губернатор, был диалог С Рябиновским, он был крайне удивлен тому, что сидит в комнате с зарешеченными окнами и людьми в милицейской форме. Чем закончился его разговор с доктором наук, Бобров не знал.

— Здравствуйте, — сказал милиционерам Бобров.

— Виделись, дядя, — ответил капитан, — ты за что доктора наук застрелил?

— А что, я его застрелил всё-таки? — удивленно спросил Бобров.

— Насмерть, — усмехнувшись, ответил капитан.

— Жаль, что так вышло, — сказал Бобров, — я хотел его попугать только, а не убивать.