- А теперь кончаем игры и начинаем работать, - беззлобно сказал я, сажая его опять спиной к стене, и пристегнул ему к запястью прибор - простой, но эффективный.
Я настроил его, пока пленный спал. Там были датчики кровяного давления и сопротивляемости кожи. Результаты выводились на контрольное устройство у меня в руках. Принцип детектора лжи. Была там и схема негативного закрепления. В нормальных условиях я не стал бы применять такую технику к человеку - обычно ее используют в лабораториях для экспериментов над животными, - но для этого человека сделаем исключение. Мы же играем по его правилам - так сэкономим время. Когда он начал выкрикивать что-то - гнусные, надо полагать, оскорбления - и попытался сорвать с себя датчики, я включил закрепление. Он взвизгнул и энергично затрясся под током. Ничего страшного - я пробовал на себе и установил болевой предел. Такую боль вполне можно вынести, но вряд ли кому захочется.
- Теперь начнем, - сказал я, - вот только приготовлюсь.
Он глядел во все глаза, как я прилаживал к вискам присоски мнемографа и включал ток.
- Ключевое слово, - я посмотрел на своего собеседника, - «урод». Начали.
Возле меня лежала кучка простых предметов, я взял один из них и показал ему. Потом громко сказал: «Камень» - и замолчал. Он тоже молчал, поэтому я включил закрепление, он подскочил и дико повел глазами.
- Камень, - спокойно и терпеливо повторил я.
Прошло некоторое время, прежде чем он стал усваивать. Я наказывал его за ругательства и не относящиеся к делу выражения и вдвойне наказывал за неправильное слово - на контроле было видно, когда он врет. Ему очень скоро надоело, и он решил, что проще всего называть слова правильно. Мы быстро покончили с названиями предметов и перешли к рисункам и показу разных действий. Я усвоил фразу «не знаю», благо она часто повторялась, и мой словарный запас рос. Микроволны мнемографа вбивали новый словарь в кору моего мозга не без болезненных побочных эффектов. Когда голова стала пухнуть, я принял обезболивающее и продолжал игру в слова. Вскоре их накопилось достаточно, чтобы перейти ко второй части курса - грамматике и структуре. «Как твое имя?» - мысленно произнес я и добавил ключевое слово «урод».
- Какой… имя? - произнес я вслух. Ну и противный же язык.
- Слэшер.
- Мой… имя… Джим.
- Отпусти меня, чего я тебе сделал?
- Сначала учиться… уйти потом. Теперь скажи, какой год?
- Чего какой год?
- Какой сейчас год, балда?
Я повторил вопрос и так и сяк. Наконец он проник сквозь толщу черепа Слэшера, а меня прошиб пот.
- А-а, год! 1975-й. 19 июня 1975 года.
Точно в яблочко! Через все века и тысячелетия спираль времени доставила меня в нужную точку. Мысленно я поблагодарил профессора Койпу и прочих исчезнувших ученых. Поскольку они жили только в моей памяти, это, наверно, и был единственный способ благодарности. Полученная информация воодушевила меня, и я продолжил урок языка.
Мнемограф вбирал новую речь, систематизировал ее и вбивал глубоко в мои несчастные синапсы. Я подавил стон и опять принял обезболивающую таблетку. К рассвету я ощутил, что достаточно владею языком, чтобы обучаться дальше самостоятельно, и выключил аппарат. Мой собеседник уснул, стукнулся головой о камень, но не проснулся. Я не стал его будить и снял с нас обоих всю электронику. После ночного бдения я и сам устал, но стимулирующая таблетка освежила меня. Кишки жалобно урчали от голода, и я достал припасы. Слэшер вскоре проснулся и разделил со мной завтрак, однако ел только те брикеты, от которых я отламывал сам. Я удовлетворенно икнул, он отозвался эхом. Некоторое время он взирал на меня, затем вынес суждение:
- А я знаю, кто ты.
- Так скажи.
- Ты с Марса, вот чего.
- Что такое Марс?
- Ну, планета такая.
- Ладно, пускай с Марса. Ты будешь делать, что я скажу, поможешь мне в деле - деньги надо.
- Я ж тебе сказал, меня досрочно выпустили. Сцапают - сразу посадят.
- А ты наплюй. Держись за меня, никто тебя не тронет. Бабками завалишься. А есть у тебя бабки? Хочу поглядеть.
- Нету! - ответил он, хватаясь за вздутие в нижней части своего туалета.
Теперь я мог раскусить, когда он врет, и без прибора.