— Я думал над этим, когда читал и когда переводил, — проговорил, наконец, профессор. — Да, тут мы имеем загадку из загадок. Мифом и вымыслом считали и Трою, и это тоже вызывает недоумение. Но о троянской цивилизации, хотя ее так и не называли, по крайней мере, существуют какие–то разрозненные сведения, хотя бы намеки на нее и ее влияние на Древний мир присутствуют у известных нам историков и философов. Да само существование Троянского цикла уже говорит об этом — такое предание не могло родиться на пустом месте! Но амазонки… Да! О них есть немало мифологических сюжетов, и все они замыкаются на войне… Битвы, поединки, схватки амазонок с известными героями. И, заметьте, как правило, все мифы говорят вначале о непобедимости этого племени и тут же повествуют о том, как тот или иной герой их побеждает и разбивает в пух и прах! О чем это говорит? Да только о том, что историю, друзья мои, писали и пишут мужчины, и ничего с этим не поделаешь… Амазонки были, и они таили свои секреты, свой уклад, само свое существование от всего мира именно потому, что оказались иррациональны в мире, где царит господство тела над ребром, мужчины над женщиной. Из–за этого, видимо, амазонки и были обречены исчезнуть довольно быстро… я думаю, их государство просуществовало где–то около тысячи лет, а для истории это немного. Но они все же создали за такое короткое время уникальную цивилизацию, цивилизацию, которая могла оставить миру неповторимый опыт, если бы враждебное окружение и… уж прости, Аннушка! — женская твердолобость не заставляли этих удивительных воительниц так непогрешимо хранить свои тайны ото всех — от кого нужно и не нужно было хранить их! Кстати, о том, как появилось это невероятное государство, государство женщин, рассказывается в последующих главах нашей повести.
А что до мифов, то создатели их — мужчины, разумеется — старательно выискивали в истории непобедимого и действительно грозного народа только провалы, только такие моменты, когда можно было бы говорить о поражениях дев–воительниц, об их посрамлении перед мужчинами. Глупо вообще–то, ибо посрамлением оказалось само их кратковременное существование как государства и народа.
Профессор говорил так долго, что его трубка почти погасла, и он долго пыхтел, раскуривая ее вновь. Миша молчал. Молчала и Аня, не желая вторгаться в эту смущенную тишину. Но, в конце концов, не выдержала именно она.
— Вообще–то мне все равно, отчего о них молчали. Главное, что они были… И это здорово, что какой–то народ… мне все равно — женщины или мужчины, но что кто–то смог найти такие ключи к природе — приручать орлов, дельфинов. Но самое главное для меня, Александр Георгиевич — вы уж простите, знать, что там было дальше. Нам уже скоро ехать надо! Можно прочитать хоть еще немножко!
— Можно.
И Каверин снова раскрыл папку с переводом.
Глава 3
— Ахилл, ты как? Что с тобой? Ну, давай, разжимай руку, не воображай, что у меня хватит сил разжать твои пальцы… Ну!
Но преодолеть судорогу было невозможно, и Пентесилея поступила проще: сняла с дельфина ошейник и, оставив его зажатым в руке Ахилла, попросту вынесла своего спутника из воды на руках.
Спустя какое–то время он пришел в себя от острейшей боли, которой налились его руки и ноги, вновь обретшие чувствительность. Невероятным напряжением воли Ахилл заставил себя не застонать.
— Ты как? — в десятый раз спросила, наклоняясь над ним, Пентесилея. — О, Артемида, зачем я это затеяла?! Я, кажется, убила его!
Искрений страх, прозвучавший в этом возгласе, лучше всего помог Ахиллу справиться с собой. Он приподнял голову и выдохнул огромное количество воды, попавшей ему в рот и в нос. Положение было достаточно смешное — женщина, которой он бредил во сне, склонялась над ним полунагая, во всем блеске своей величавой красоты, полная тревоги за него — а он не имел сил даже поднять руку, чтобы прикосновением ее успокоить… Она что есть силы растирала его руки, ступни, плечи, стараясь вернуть в них тепло.
— Да все хорошо, Пентесилея! — Ахилл едва узнал свой голос и тут же быстро свел челюсти, чтобы зубы не клацнули друг о друга. — Все хорошо. Только под конец было очень холодно. Если бы ты не заставила меня натереться маслом, мне, вероятно, пришел бы конец!
— А ты не хотел меня слушать! — она улыбалась, радуясь, что герой очнулся. — Сможешь встать?
— Д-да… Кажется смогу. А где мы?
Он привстал и огляделся. Они были, вероятно, на одном из множества островков, испещрявших Эгейское море. Большой земли на таком расстоянии быть не могло — как ни быстро мчались дельфины, они не могли достичь за это время ни Крита, ни Пелопонесса.
Песчаная коса тянулась, изгибаясь и окаймляя небольшую бухту, где сейчас резвились их «кони». Справа и слева от нее громоздились утесы красивого, песчано–золотистого цвета. За косою начинался довольно крутой подъем, неровный, скалистый, завершенный обрывистой стеной, над которой клубились облака и вились чайки.
— Здесь кто–нибудь живет? — спросил Ахилл Пентесилею.