Месть в кредит

– И чего вам всем от меня надо? Ведь никого не трогаю. Живу себе спокойно. Так нет же, все ходите, вынюхиваете, в душу залезть норовите! А чего ради я перед вами оправдываться должен? Тем более перед сопливой девчонкой. Говори, кто проболтался? Ну?

Бобон остановился напротив меня, требовательно потрясая кулаками. Я изо всех сил старалась не показать своего замешательства. Нельзя допустить, чтобы он понял, что я не в курсе, о чем он тут твердит. Выдержав взгляд фермера, я спокойно произнесла:

– Сядьте и успокойтесь. Помнится, кто-то тут про приличия говорил. Так вот, неприлично выставлять за дверь гостя, даже не поинтересовавшись целью его визита.

Фермер, не ожидавший получить отпор от «сопливой девчонки», отпрянул, некоторое время вглядывался в мое лицо, а потом, вдруг успокоившись, вернулся на свое место. Внутренне облегченно вздохнув, я решила закрепить успех.

– А теперь поговорим спокойно, – произнесла я и спросила первое, что пришло мне на ум: – Что, сильно доставали?

– А ты как думаешь? – почти спокойным тоном ответил он. – Мало того что Полдурков, так еще и Иван. Да меня с рождения иначе как Иван Полудурок не звали. Думал, повзрослею, на ноги встану, перестанут дразнить. Ничего подобного! Как дразнили, так и продолжали дразнить. Достали совсем. Вот я и решил поменять все в корне. Только отчество и оставил. А они еще больше дразнить стали. Думаешь, я просто так тебя во дворе оружием пугал? Думал, «добрые» односельчане новую шутку спроворили.

– Надо было предположить, что прозвище останется, – неловко посочувствовала я. – Стоило не фамилию, а место жительства менять.

– Надо было, – спокойно согласился фермер. – Да шут с ними, пусть дразнятся. Нормальные люди меня Бобоном кличут. А идиотов в любом месте хватает. Где б не жил. И потом, куда ехать-то, если у меня здесь дом, хозяйство. Опять же ферма. Она доход приносит. Какое-никакое уважение. Как в былые времена.

– Это когда же? – спросила я.

– А когда в армии служил. Я ж, почитай, пять лет Родине отдал, – горделиво приосанился Бобон. – Оттуда и прозвище мое. Не то, что в деревне дали, настоящее.

– Вы служили в армии? – начиная соображать, что насторожило меня в поведении Бобона, спросила я.

– А как же! Два года срочно, да еще три по контракту, – признался он. – Лихое было время. Я ведь не где-нибудь, в горячих точках Родину защищал. Долг интернациональный выполнял. Хорошо, вовремя опомнился, на гражданку ушел. А то бы как мои боевые товарищи путь свой окончил.

– А как ваши товарищи окончили свой путь? – осторожно спросила я.

– Да как? Паршиво. У бойца после всех ужасов войны крыша наглухо едет. Кто успеет вовремя слинять, у того еще есть шанс. А кто протелится подольше, считай, все, чердак снесло, – охотно поделился своими наблюдениями Бобон.

– Как у Губанова? – внезапно спросила я.

– Угу, как у Губанова, – машинально ответил Бобон и сам испугался своих слов. – А ты откуда про Губанова знаешь?

Я промолчала. Бобон снова вскочил с дивана. Пробежался пару раз по комнате, снова сел и потребовал:

– Выкладывай, зачем пожаловала?

– Про Губанова узнать, – честно призналась я.

– Помер он. И меня к его смерти не примазывай, – отрезал фермер. – Я про него ничегошеньки не знаю. Сто лет не видел и видеть не хочу. И на могилу его не пойду, хоть волоком тащи.

– Паршивый человек? – сочувственно спросила я.

– О покойниках либо хорошо, либо никак, – произнес Бобон.

– Значит, никак? – уточнила я.

– Выходит, так, – согласился Бобон и, сам себе противореча, добавил: – Был когда-то Губа хорошим мужиком. И солдатом отличным. Только это давно было. После того крышу ему конкретно сорвало. Да я уж говорил, что вовремя линять надо.

– А он, выходит, не слинял? – повторила я слова Бобона.

– Он не слинял. И третий наш дружок тоже не успел. Жестокую с ними судьба шутку сыграла, – задумчиво проговорил Бобон. – Один в могиле, второй по вокзалам побирается. Ну, да это их дело. Человек сам свою судьбу строит.

– А третий кто? – спросила я.

– А вот он, твой третий, – неожиданно заявил Бобон, указывая рукой куда-то поверх моего плеча.

Я развернулась на табурете на сто восемьдесят градусов и оказалась лицом к лицу со здоровенным амбалом, занимавшим весь дверной проем. Как он вошел, я не слышала. Впечатление было такое, что амбал появился из ниоткуда. Материализовался из воспоминаний Бобона. Огромных размеров. Голова бритая наголо. Взгляд колючий. От него так и веяло опасностью. Амбал перевел взгляд с меня на Бобона и тягуче проинес:

– У вас тут, я смотрю, вечер воспоминаний, а, Бобон?

– Здорово, Арена. Как раз вовремя. Мы тут с дамой Губу поминаем. Не присоединишься? Вы ведь с Губой вроде как приятельствовали? Присаживайся, расскажи нам, как твой дружок до жизни такой докатился, – ничуть не обеспокоившись внезапным появлением бывшего сослуживца, предложил Бобон.

– В другой раз, Бобон. Не будем смущать девушку воспоминаниями о кровавых походах бывших воинов, – отказался амбал. – Вы тут воркуйте, а я как-нибудь в другой раз зайду.