Спустя несколько лет он женился на скромной девушке, приехавшей из провинции. Она родила ему двух сыновей. Теперь одному из них было три года, а другому — пять лет. Но сосед не остепенился, постоянно устраивал дома скандалы, избивал жену и детей. Его измученная супруга уже имела вид доживающей последние дни тяжелобольной женщины, а дети были запуганы до такой степени, что у старшего сына начинались припадки, когда отец возвращался домой.
Было видно, что дети и их мать не доедали. Иногда их подкармливали соседи. Сам он не работал, а то, что зарабатывала жена, отбирал и тратил на наркотики и алкоголь. Уйти женщине было некуда, квартира принадлежала мужу. Снять жильё она не могла, её зарплаты не хватало бы на оплату аренды и питание детей. Когда за стенкой начинались скандалы и слышались крики и рыдания, Женя несколько раз вызывала полицию. Тирана забирали в отделение, но через несколько часов отпускали.
Она не понимала, как его жена всё это терпит, даже ей самой становилось плохо только оттого, что она слышала весь этот кошмар. Вот и сегодня в той квартире стоял грохот, крики и рыдания. Евгения уже и уши ватой затыкала, и уходила на кухню, и пила валериану. Мысленно представляла, какой ужас там происходит, и страдала так сильно, что как зомби, достала из шкафа формочку, приобретённую на Блошином рынке и начала изготавливать свечу в виде мужской статуэтки. И только тогда, когда она уже в готовом виде стояла на столе, пришла в себя и испугалась:
— Вот, гад до чего довёл! Уже мозг не выдерживает. Свечу почти в отключке сделала.
Она взяла шариковую ручку и прямо ей нацарапала на лбу статуэтки имя соседа-тирана «Леонид». Посмотрела на неё и спросила сама себя:
— Ну, и зачем ты мне понадобился? Дарить тебя я никому не собираюсь. Тем более — ему.
Статуэтка эта так и осталась стоять на столе. Ночью следующего дня её снова разбудил шум за стеной, рыдания женщины и визг детей. На часах было без пяти минут двенадцать. Женя совершенно неосознанно сходила на кухню, вернулась с коробком спичек и тарелкой. Поставили в неё статуэтку и подожгла на её голове фитиль. Шум за стеной продолжался.
— Когда ты полностью сгоришь и растаешь, парафиновый «Леонид», не станет и настоящего! — злобно выдала она, оставила на столе свечу зажжённой и легла спать.
Утром она проснулась от звука сирены пожарной машины. В комнате пахло гарью. Из окна соседней квартиры валил дым. Женя вышла на балкон и увидела, что к окну соседа-дебошира приставлена лестница, а на ней стоит огнеборец с пожарным шлангом в руках. Не прошло и минуты, как дым исчез, лишь белый парок, вырывающийся из окна, всё ещё напоминал о пожаре.
К подъезду подъехала карета скорой помощи. Во дворе уже стоял сосед, живущий под квартирой скандалиста и, на чём свет стоит, костерил погорельца, жалуясь кому-то:
— Вот, сволочь, напился, лёг в постель, закурил и заснул!
— Твою квартиру сильно залили, пока тушили пожар? — спросил собеседник.
— Не сильно, потушили быстро, только потолок промок.
Женя вернулась в комнату и увидела на дне тарелки расплавленный парафин. Свеча сгорела почти полностью.
— Вот чёрт! — всплеснула она руками, — забыла её потушить!
Во второй половине дня пришла домой мать Евгении. Она сообщила, что сосед сильно обгорел и скончался в больнице. Только теперь Женя поняла, с ней творится что-то неладное.
— Это я убила соседа и Павла Фёдоровича с помощью статуэток из мыла и парафина. Бабка не случайно подарила мне формочку для их изготовления. Надо её выбросить. Она решительно залезла в шкаф, достала её и вдруг поняла, что не может с ней расстаться. Положила на место и успокоилась.
* * *
Евгения училась в университете ещё несколько лет. Затем окончила интернатуру, а следом — ординатуру, так как решила стать психиатром. Работать она начала в женском отделении психиатрической больницы, находящейся в пятнадцати минутах ходьбы от её дома. В её первый рабочий день заведующий отделением передал ей историю болезни пожилой женщины с шизофренией, которой прежде занимался другой врач. С пожилой женщиной она общалась минут сорок минут. С ней было всё ясно. Спустя полчаса в отделение поступила новенькая, двадцатипятилетняя Галина Яровая с тяжёлой депрессией. Медсестра завела её в кабинет.
— Присаживайтесь, — показала Евгения на кожаный диван.
Девушка еле держалась на ногах, верхние веки почти не поднимались, смотрела она сквозь узкие щелочки, Губы свисали хоботком до нижнего края подбородка. Кожа лица висела, как у старухи, мимика отсутствовала.
— Мне надо лечь, сидеть я не могу, слишком слаба, — невнятно пробормотала Галина.
Её губы почти не шевелились. Евгения достала из шкафа простыню и постелила на диван.
— Ложитесь, пожалуйста.
Женя прочла на обложке истории болезни имя пациентки и спокойно произнесла:
— Давайте знакомиться, Галина. Меня зовут Евгенией Олеговной. Я буду вас лечить.
Женщина лежала с закрытыми глазами, но тихонько ответила:
— Угу.