Сверху хлопнула дверь, люди возвращались с работы более активно, чем эта странная парочка. Девушка впервые шла, опираясь на перила. Ранее она брезговала их касаться, да и ее кипучая энергия требовала выхода. Сейчас же Ольга ощущала шершавость перил и слышала шаги Игоря позади. Каждый шаг вводил ее сознание в пучину хаоса и непонимания, что делать. Но измученный эмоциями последних дней организм отказывался что-то решать. Дойти бы до квартиры без посторонней помощи. Потеря сознания облегчила бы ей настоящее, избавив от необходимости что-либо решать и обдумывать. Но ухудшила бы будущее, погрузив в пучину внутреннего унижения. Слишком Оля привыкла все делать сама и прятать настоящие эмоции. То, что люди считают позитивным – доброта, любовь и сострадание, – вызывало у нее стыд, как слабость.
И только войдя к себе в квартиру и почувствовав холодное дыхание Игоря на своей шее, она впервые подумала: «А правда ли это такая слабость? Ведь требуется большое мужество, чтобы, как Эдик, оставаться собой, не очерстветь от поведения и слов окружающих, помогать, если считаешь это важным, и давать людям ошибаться, если они не просили твоей помощи».
С этими философскими мыслями Ольга сняла обувь и прямо в рабочей одежде, выданной Ленкой, залезла под одеяло отогреваться. По выглядывающему из-под одеяла лбу девушки пробежался холодный воздух, дверь хлопнула. Игорь ушел. Стало еще холоднее, отчего девушка мелко задрожала. Покатились слезы из глаз, которые буквально мгновение назад казались такими сухими, что закрывались с шуршанием по внутреннему веку.
Ольга закуталась в одеяло еще тщательнее, в голове сквозь звон в ушах заиграла мелодия, которая вызывала щекотку в груди и имела сладко-горький запах, приятный для ее переставшего дышать носа. Ей выгодно оправдывать слезы прекрасным голосом Брайана Адамса.
Please forgive me – I know not what I do.
Please forgive me – I can't stop lovin' you.
Don't deny me – this pain I'n going through.
Please forgive me – if I need ya like I do.
Please believe me – every word I say is true.
Please forgive me – I can't stop lovin' you.2
Ольге вообще легко «ложилась на ухо» музыка. Вот так понравится мелодия или услышит ее один раз, даже если это отрывок, игравший далеко, – как будет весь день ее напевать и слушать внутри своей бедовой черепушки. Уснула она с мыслью, что больше не пьет и не мстит. Можно только повредничать. Или сорвется.
Ольга не знала, через сколько времени проснулась. Свет она, когда ложилась, не включала, поэтому и проснулась в сумерках. Вся потная, волосы липли к шее и щекам. По спине текли теплые капли. Не сразу она поняла, что не одна. Заметив встающую с кресла тень, она испуганно пискнула и спряталась под одеяло. Ну конечно, одеяло ее спасет и от маньяка, и от убийцы, и от разъяренной матери Игоря. Но слава ежикам, это был всего лишь сам Игорь. Ольге пришлось-таки высунуть кончик носа и узкие глазки, чтобы это определить.
– Как ты себя чувствуешь? – Как всегда, его голос отдавал вибрацией в ее теле.
Игорь стоял, держа в руках одну из ее кружек. Конкретно эту Ольге подарил Эдик, называвший ее тогда солнышком. И на кружке было солнце в темно-розовых боксерских перчатках. Игорь выглядел слегка помятым и домашним. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты, пиджак снят, рукава закатаны, а на светлых брюках коричневое пятно от кофе. Похоже, для подобных пятен далеко не всегда нужны Олины уловки. И на светлом смотрелось совсем грустно.
Начальник потер рукой пятно. Оля догадалась, что поставил он это пятно именно сейчас, когда подскочил с кресла. А она тут со своим писком.
– Стиральный порошок под ванной, можешь забросить в стирку. Мои штаны тебе не налезут, могу предложить сарафанчик. – Ольга выгнула бровь и улыбнулась одной стороной губ, выползая из-под одеяла. Она все еще была одета в неудобную деловую юбку. Сейчас вся ее одежда была полностью мокрая. Опустив ноги на пол и охватив задрожавшие от прохлады мокрые плечи, она увидела на тумбочке кружку молока с какими-то добавками и таблетками.
А Ольга думала, это мужчины изображают умирающих, когда болеют, а над ними носятся женщины и пишущие второе за неделю завещание нотариусы. Второе – потому что жену пришлось вычеркнуть: нечего так презрительно фыркать, когда он на смертном одре.
Ольга обхватила руками все еще теплый стакан и начала пить. Что ж, даже если ее отравят, тяжело представить, что можно чувствовать себя хуже. Боль врезалась острыми углами при сжатии гортани во время глотков. Сухие и потрескавшиеся губы ловили капли, потекшие мимо.
Девушка встала и прошла к комоду с вещами. Оттуда она достала удобный свитерок с домашними леггинсами для себя и мамины штаны-парусы, оставленные у дочки год назад, после того как она жила с ней неделю. И приехала она, конечно, чтобы устроить выезд на природу. Будто бы ей в своей деревне было мало деревьев и жаренного на костре мяса. Мама все еще надеялась приучить свою малышку к красотам внешнего мира.