Целых два года Марипоса ежедневно здоровается с миссис Баретт, но та ни разу не назвала ее полным именем. Поначалу Марипоса пыталась ее поправлять, но женщина упорно продолжала называть ее только так: Мэри. Впрочем, точно так же она требовала, чтобы к ней обращались как к миссис Баретт, несмотря на то что сама давно состояла в разводе. Что греха таить, Марипосу ужасно злило, когда имя ее искажали, вполне возможно, даже намеренно, но она смирилась и больше не поправляла надменную даму.
Миссис Баретт, женщина средних лет, занимала какой-то руководящий пост в страховой фирме. Судя по ее очень красивым и дорогим сумочкам и столь же изысканной обуви, дела в компании процветали, а она являла собой наглядный пример успешной бизнес-леди. Вот и сегодня на миссис Баретт было стильное шелковое платье ярко-желтого цвета, а на ногах фирменные туфельки из черной кожи на высоченных каблуках. На такой прикид, подумала про себя Марипоса, ей бы пришлось шваброй махать не одну неделю. Женщина небрежно прошествовала мимо нее к почтовому ящику, не удостоив ее взглядом. На еще влажном полу остались грязные отпечатки от подошв ее дорогих туфель и еще более грязные собачьи следы. Быстро перебрав свою почту, она наконец заметила, что Марипоса чего-то ждет, внимательно разглядывая пол. Она тоже взглянула на пол.
– Ах, Бутси! – воскликнула она, придав голосу шаловливые нотки умиленного изумления. – Какая же ты безобразница! Посмотри, что ты здесь натворила. – Женщина снисходительно улыбнулась, будто грязь с лап ее псины была чем-то вроде милого вознаграждения за то, что они две – собака и ее хозяйка – на бис продемонстрировали свое благополучие зрителям, в данном случае Марипосе, вооруженной шваброй. – Как хорошо, Мэри, что ты еще здесь! Сейчас мы уйдем, да, Бутси? Вперед, Бутси! Рядом!
Она развернулась, собака выполнила команды, и они процокали к лифту, оставив после себя еще две дорожки грязных следов.
Марипоса равнодушно относилась к хамству людей, которые были ей безразличны. Вот и сейчас она снова прошлась шваброй по свежевымытому полу, собирая с него новую грязь. Закончив с уборкой, подхватила ведро с грязной водой, слегка скривившись от боли в спине. Ведро было тяжелым, а тащить его надо было в противоположный конец коридора, где располагался ее рабочий чулан с унитазом и раковиной. Пыхтя от напряжения, она слила воду в унитаз и принялась растирать спину.
Ей всего лишь сорок лет, подумала она, а все болит, как у древней старухи. Хотя чему удивляться, если вспомнить, как она прожила последние двадцать лет. Наркотики, курево, беспорядочное питание… А в результате мышцы утратили силу, кожа стала дряблой, волосы обвисли, поблекли. Даже в зеркало не надо смотреть, чтобы осознавать все эти неутешительные признаки возраста и неухоженности.
Марипоса мало печалилась, что от былой ее красоты не осталось следа. Сегодня это для нее не самое главное. Было время, когда ей нравилось внимание мужчин, нравилось в нем купаться, ловить на себе восхищенные взгляды, а зависть женщин ее забавляла. Но как же давно это было! Она наделала кучу ошибок, а жизнь преподнесла ей немало горьких уроков. Больше ей не хочется учиться на собственном опыте. Уж лучше влачить такое вот незавидное существование: изо дня в день мыть полы. Видно, такова ее карма. Но надо держаться. Любой ценой продержаться, чтобы собраться с силами и взглянуть в лицо своей дочери. Все, что ей надо от жизни сегодня, – это чтобы Луз простила ее.
Она прополоскала чистой водой ведра, составила в угол швабры, метлы, развесила тряпки. Потом сняла грязный фартук, распустила волосы, стащив с них резинку. Теперь – время для сада. Крохотный сад, огороженный со всех сторон стенами, примыкал к дворику их жилого дома. Сад был для Марипосы ее убежищем и ее спасением. Владелец дома позволил ей разбить здесь цветник, чтобы она сама ухаживала за ним. Знакомые из обширной городской мексиканской общины, с кем она поддерживала дружеские отношения, помогли ей с обустройством участка. Мужчины натаскали плодородной земли и вскопали ее. В обмен добровольным помощникам были предложены консультации по садоводству. Марипоса охотно делилась со всеми не только знаниями, но и цветочной рассадой, которую выращивала из семян в разборной теплице. Но все затраты, как физические, так и материальные, того стоили, ибо сад стал для нее поистине всем на свете. Она вкладывала в него душу и отдыхала здесь.