Место под солнцем

Старое приземистое здание с плоской крышей было подновлено в девяностых годах и выкрашено в лазорево-синий цвет. Новые вставки совершенно не гармонировали со старой архитектурой – ни окна, ни двери. Вокруг уродливого дома шелестели на ветру березы.

Анника поставила машину на гостевой парковке и вздохнула. Она слишком редко водит машину, независимо от того, что думал завхоз Туре, и каждый раз, садясь за руль, испытывала жуткий дискомфорт.

Она заперла машину и направилась к входу, когда ожил мобильный телефон.

Звонила Берит Хамрин.

– Прошу прощения, – сказала она. – Так уж получилось, что тебе пришлось взять на себя эту пресс-конференцию.

– Какую пресс-конференцию? – спросила Анника и только после этого вспомнила о Филиппе Андерссоне.

– Я была у зубного утром, в противном случае туда поехала бы я. Он что-нибудь сказал?

– Ни звука, – ответила Анника и вспомнила, как он погрозил ей указательным пальцем.

– Ты знаешь, что я не верю в его невиновность?

Анника не ответила, продолжая идти к зданию.

– Ты где? – спросила Берит.

– Хочу навестить одну старую, выжившую из ума женщину. Она немецкая еврейка и приехала сюда на белом автобусе после войны.

– Она немка? – сказала Берит. – И приехала в Швецию в белом автобусе? Должно быть, ты что-то перепутала.

Анника от удивления остановилась.

– Что ты имеешь в виду?

– В белых автобусах привозили скандинавов, сидевших в немецких концлагерях, то есть датчан и норвежцев. Там не было немцев.

– Ты уверена? – спросила Анника.

– Многие утверждают, что этими автобусами спасали людей и других национальностей, но это украшательская ложь. Единственными немцами, попадавшими в белые автобусы, были умирающие узники, которых перевозили в другие лагеря. Они практически все умерли.

Анника посмотрела на кроны берез. Собственно, ничего удивительного в этом не было. В этой семье вообще не было ничего нормального и здорового.

– Почему ты спросила? – поинтересовалась Берит.

– Расскажу позже. Я приеду в редакцию через несколько часов.

Она вошла в здание, тщательно вытерла ноги, прежде чем пройти в вестибюль.

Под потолком вестибюля висели лампы дневного света, отражавшиеся в линолеуме пола. На оштукатуренных стенах висело несколько абстрактных картин. Пахло дезинфицирующими средствами.

Анника остановилась в дверях и прислушалась.

В вестибюле начинались два коридора: один шел прямо, другой – направо. Людей видно не было, но откуда-то доносился гомон. Слева располагалась столовая. Дверь ее была полуоткрыта. Она зашла туда. При ее появлении две женщины лет пятидесяти, как по сигналу, обернулись, резко прекратив разговор.

– Здравствуйте, – приветствовала их Анника. – Я хотел бы навестить Ханнелору Линдхольм. В какой комнате она проживает?

Женщины переглянулись и о чем-то пошептались. После этого одна из них направилась на кухню, а вторая подошла к Аннике.

– Меня зовут Анника Бенгтзон, – представилась она, протянула женщине руку и улыбнулась. – Я знакома с Юлией и Александром. Юлия рассказала мне, что Ханнелора была у них на Бондегатан перед праздником и…

– Я знаю, кто ты, – сказала женщина. – Меня зовут Барбро, я руководитель этого учреждения. Мы здесь в Рамсмуре читаем газеты. Я знаю, что это ты спасла Александра.

Женщина помолчала, еще на шаг приблизилась к Аннике и с любопытством на нее посмотрела. Верхняя губа у нее была красная, как будто она была простужена и часто сморкалась.

– Ты напишешь письмо в газету?

Для большинства людей между газетными текстами нет вообще никакой разницы, они не отличают интервью от длинных репортажей, новостные статьи от хроники, заметки от обсуждений и анонсов. Для очень многих, включая и Барбро, любой газетный текст – это «письмо».

– Нет, – ответила Анника. – Я не буду ничего писать в газету. Я просто встречусь с Ханнелорой и поболтаю с ней.

– О чем?

Анника поправила сумку на плече.

– Я должна в этом перед тобой отчитываться?

Барбро заметно покраснела.

– Иди за мной. – Она указала дорогу и, повернувшись на каблуках, пошла вперед.

Анника пересекла вестибюль и вошла в один из коридоров, следуя за Барбро, которая энергично стучала каблуками при каждом шаге. Аннике показалось, что дама вот-вот вывихнет себе ногу.

– Престарелые пациенты Рамсмуры – это особые постояльцы. Все они очень разные, – сказала Барбро, обернувшись. – Всего у нас здесь сорок восемь квартир. Мы создаем для пациентов по возможности уютные, домашние условия. У нас есть больница, отдел обслуживания и отделение для слабоумных. Туда мы сейчас и направляемся.

Стены были выкрашены в розовый цвет. Одна из стен была разделена пополам полосой из темных роз. Через несколько метров перед ними открылся другой коридор, несколько шире первого. Пол был целиком покрыт мягким ковром. Кресла и столики стояли вдоль стены на некотором расстоянии от нее. В противоположной стене был ряд дверей. Одни из них были открыты, другие заперты.

– Значит, Ханнелора Линдхольм считается слабоумной?