Место происшествия - фронт

Анастасия Свиридовна встретила Любу во дворе. И хотя уже второй день мимо ее дома катился со стороны Лиды поток беженцев и многие заходили во двор или в дом напиться, передохнуть, умыться, Анастасия Свиридовна сразу угадала в Любе невесту своего квартиранта — угадала по пытливому, с затаенной надеждой взгляду девушки, еще по чему-то необъяснимому — и кинулась ей навстречу, обливаясь горючими слезами.

Зашли в дом. Люба остановилась у порога, обвела грустным взглядом комнату, в которой жил Петр, уловила невыветрившийся запах табака и с болью подумала, что вот здесь, именно здесь, и нигде больше, ждало ее счастье. И она не поспела к нему…

Подошла к столу, с уголка придвинула к себе стопку тетрадей, исписанных таким знакомым, родным почерком. Это были конспекты Петра, привезенные из училища. Бездумно перелистала верхнюю тетрадь, остановила взгляд на какой-то странице, заметив, что слово «надломленный» написано с одним «н». Взяла в стакане карандаш и, исправив ошибку, жирно подчеркнула ее.

За спиной в голос, по-бабьи рыдала Анастасия Свиридовна. Брызнули скупые слезы и из глаз Любы. Она тут же вытерла их, присела на стул, не зная, что делать дальше, о чем говорить с этой некрасивой, но такой сердечной женщиной.

— А он-то, бедненький, как убивался по тебе! — причитала Анастасия Свиридовна. — Я и комнату приготовила, двуспальную кровать поставила…

— Это Петя так распорядился?! — с горечью улыбнулась Люба.

— А то кто же? Ты ведь невеста ему… И нет вам счастья — молоденьким да славным… Только жить да жить бы…

— Невеста… — тихо повторила Люба, как бы прислушиваясь к звучанию этого чистого, весеннего слова — «невеста».

Вскоре Анастасия Свиридовна провожала Любу. Вышли на улицу, остановились у калитки. У двора напротив Аня Велехова — гибкая и подвижная — складывала в «эмку» чемоданы и узлы. Шофер ведерком наливал в радиатор воду, готовясь в дальнюю дорогу.

Увидев Анастасию Свиридовну, Аня кинулась к ней:

— Петя не приезжал?! Ничего от него не слышно?..

Люба настороженно посмотрела на девушку, затем перевела вопросительный взгляд на Анастасию Свиридовну.

— Нет, не приезжал, — ответила та. — Это соседка наша, — пояснила она Любе, указывая на Аню. — Дочка Велехова — начальника военных дохторов. А это, — обращаясь к Ане и кивая головой на Любу, — невеста моего квартиранта… Не довелось встретиться…

— Невеста Пети? — не то с испугом, не то с крайним удивлением прошептала Аня. Она критически оглядела Любу. — Ты… вы его невеста?..

— Да, невеста! — вызывающе ответила Люба, уловив в словах Ани не праздное девичье любопытство. После некоторого раздумья добавила: — Была невеста, а теперь вот… жена.

«Бреши, бреши!» — усмехнулась про себя Анастасия Свиридовна, догадавшись о тревоге Любы и смятении Ани, глядя на последнюю с сожалением.

— Так, значит, это он вас вчера собирался встречать? — заметно побледнев, допытывалась Аня.

— А то кого же? — Люба не сводила с Ани откровенно враждебного и чуть торжествующего взгляда. — Конечно, меня.

Так они и расстались. Не успев познакомиться, уже ненавидели друг друга. Никто из них не подозревал, что расстаются ненадолго и что это внезапно родившееся чувство очень скоро, так же внезапно, пройдет и сменится другим, но самой дорогой ценой заплатит одна из этих милых девушек за то новое чувство…

Машины с ранеными стояли в узком переулке, в тени высоких ясеней. В кузовах остались только лежачие и те, кто не мог передвигаться, да в передней машине — женщина с шестью ребятишками. Все остальные разбрелись по ближайшим дворам, сидели на завалинках. Ильчанские женщины, девушки, старики угощали раненых молоком, медом, пирогами, расспрашивали о боях у границы, все еще не веря, что враг вторгся в пределы Белоруссии.

Когда Люба подошла к машинам, ее окликнул младший политрук Морозов:

— Сестрица, просьба у меня к вам.

Люба подошла к Морозову, который сидел на подножке кабины грузовика и, прислонив свою перебинтованную голову к дверце, с трудом откусывал и жевал хлеб с маслом.

— Беспокоят раны? — участливо спросила Люба.

— Рука терпимо, а голова… Жевать трудно. Но это ничего, усмехнулся он. — В жару пить меньше буду хотеть… Просьба у меня к вам: напомните военврачу насчет штаба дивизии. Я ему уже говорил. Дело у меня туда. — И Морозов поправил на коленях сумку от противогаза, в которой было спрятано знамя бригады.

— Он еще не возвращался? — спросила Люба о Савченко.

— Вон в тот дом недавно зашел.

Люба направилась к дому с высоким крыльцом. Поднялась по ступенькам, прошла по пустому коридору и остановилась у полуоткрытой двери, из которой доносился разговор.

Заглянула в кабинет и увидела в кресле за столом моложавого капитана — щеголеватого, важного, с черными усиками и бакенбардами на самодовольном лице. Это был капитан Емельянов. Перед ним стоял Виктор Степанович Савченко и взволнованно доказывал:

— Мне надо обработать раненых и запастись на дорогу продуктами. Вы же старший сейчас в гарнизоне. Возьмите медикаменты в аптеке, а продукты в магазине!