Читаем Метафизика пола полностью

Говоря об отношении христианства к конкретным формам отношений полов в истории, следует помнить, что приход Сына Божьего в мир исторически совпал с периодом глубокого упадка "половой морали" на социальном уровне в тогдашнем человечестве, особенно в Римской империи, и во многом эта ситуация повторяется сегодня, в том числе в Третьем Риме. Стремление к воздержанию в подобных ситуациях часто, осознанно или неосознанно, становится еще и фактором социального протеста, в особенности у наиболее униженных людей. В таких случаях социально-моральное часто смешивается с духовно-онтологическим, что, с одной стороны, является положительным, ибо это реакция организма на гниение и вырождение, способствующая выздоровлению, с другой — отрицательным, привносящим в онтологию элементы "страсти", по принципу "вытеснения" принимающей форму того, что в святоотеческой литературе именуется "подвизаться не по мере".

Эвола говорит даже о "теологических проклятиях полу" в христианстве, о том, что оно допускает половые отношения лишь в крайних случаях и только

для деторождения. Да, такая точка зрения есть. Она официально принята Римско-католической Церковью, однако в течение времени на практике в ее недрах стали применять разделение на "практикующих" и "непрактикующих" католиков, что позволило использовать своего рода "двойной критерий". Распространена она, хотя никогда не была соборно-канонически сформулирована, и в православных кругах, особенно в России. Вместе с тем, никакого "теологического проклятия" Православная Церковь никогда не произносила. Напротив, если уж употреблять такие слова, то они были произнесены как раз против ложного аскетизма и абстрактного морализаторства.

Правило св. Апостолов 51: "Аще кто, епископ или пресвитер, или диакон, или вообще из священного чина, удаляется от брака, мяс и вина, не ради воздержания, но по причине гнушения, забыв, что вся добра зело и что Бог, созидая человека, мужа и жену, сотворил их, и таким образом хуля клевещут на создания: или да исправится, или да будет извержен из священного чина, и отвержен от Церкве. Такожде и мирянин" (Ап. 53, 66; IV Всел. 16; Трул. 13; Анкир. 14; Гангр. 1, 2, 4, 14, 21).[1001]

Правило Гангрского собора I: "Аще кто порицает брак, и женою верною и благочестивою, со своим мужем совокупляющеюся, гнушается, или порицает оную, яко не могущую внити в Царствие, да будет под клятвою" (Ап. 5, 51; трул. 13; гангр. 4, 9, 10, 14).[1002]

Преподобный Максим Исповедник, как бы приоткрывая завесу над многогранностью эротической любви, писал: "Причина зла при распущенности — желание, действующее вопреки смыслу. Но само по себе желание — благотворящая сила, устремляющая словесных к истинному Благу, а бессловесных к тому, что необходимо для продолжения их рода"[1003].

Известные запреты — а они есть в любой традиции, но почему-то ни ислам, ни иудаизм, ни традиции Дальнего Востока Эвола не называет морализмом — носят прежде всего онтологический характер. Они связаны с глубокой поврежденностъю всего антропокосмоса грехопадением. В условиях пространственно-временных пределов, порожденных утратой райского состояния, превышение предела андрогината двоих с порождением третьего, то есть то, что именуется прелюбодеянием, оказывается в той или иной мере поруганием образа и подобия Пресвятой Троицы в человеке, болезненным препятствием на пути теофании и встречной "антропофании". Существуют также онтологически обусловленные запреты на "воровское" восхищение сверхчеловеческих форм в человеческой плоти — в этих случаях "отрадой сакрального" является ощущение стыда или даже "мерзости", которые оказываются естественной защитой неочищенного человека. Вспомним запрещение на изображение человеческого лица в Первом Завете — оно сохранено до сих пор в иудаизме и исламе. Тогда это воспринималось как "мерзость", но "мерзость" была оградой сакрального. Боговоплощение стало одновременно и разрешением человечества от этих уз, что дало возможность развитию не только иконописи, но и вообще изобразительного искусства. Мы ничего не знаем о "новой земле и новом небе" и не будем "восхищать" этого знания — всякое "украденное" знание искажено и гибельно. Следует помнить одно — до Второго и славного Пришествия Христова онтологические запреты следует исполнить и претерпеть до конца, ибо только "претерпевший же до конца спасен будет" (Мф. ХХIV,14).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука