Метаморфозы

⁶²⁵ К матери, шею ее ручонками только нагнул он,

Стал лишь ее целовать и к ней по-ребячьи ласкаться,

Все же растрогалась мать, и гнев перебитый прервался,

И поневоле глаза увлажнились у Прокны слезами.

Но, лишь почуяв, что дух от прилившего чувства слабеет,

⁶³⁰ Снова от сына она на сестру свой взор переводит.

И на обоих смотря очередно: «О, тронет ли лаской

Он, — говорит, — коль она молчит, языка не имея?

«Мать» — называет меня, но ты назовешь ли «сестрою»?

В браке с супругом каким, посмотри ты, дочь Пандиона!

⁶³⁵ Ты унижаешь свой род: преступленье — быть доброй к Терею!»

Миг — и сына влечет, как гигантская тащит тигрица

Нежный оленихи плод и в темные чащи уносит.

В доме высоком найдя отдаленное место, — меж тем как

Ручки протягивал он и, уже свою гибель предвидя, —

⁶⁴⁰ «Мама! Мама!» — кричал и хватал материнскую шею, —

Прокна ударом меча поразила младенца под ребра,

Не отвратив и лица. Для него хоть достаточно было

Раны одной, — Филомела мечом ему горло вспорола.

Члены, живые еще, где души сохранялась толика,

⁶⁴⁵ Режут они. Вот часть в котлах закипает, другая

На вертелах уж шипит: и в сгустках крови покои.

Вот к какому столу жена пригласила Терея!

И, сочинив, что таков обряд ее родины, в коем

Муж лишь участник один, удалила рабов и придворных,

⁶⁵⁰ Сам же Терей, высоко восседая на дедовском кресле,

Ест с удовольствием, сам свою плоть набивая в утробу.

Ночь души такова, что, — «Пошлите за Итисом!» — молвит.

Доле не в силах скрывать ликованья жестокого Прокна, —

Вестницей жаждет она объявиться своей же утраты, —

⁶⁵⁵ «То, что зовешь ты, внутри у тебя!» — говорит. Огляделся

Царь, вопрошает, где он. Вновь кличет, и вновь вопрошает.

Но, как была, — волоса разметав, — при безумном убийстве,

Вдруг Филомела внеслась и кровавую голову сына

Кинула зятю в лицо: вовек она так не хотела

⁶⁶⁰ Заговорить и раскрыть ликованье достойною речью!

И отодвинул свой стол с ужасающим криком фракиец.

И змеевласых сестер271 зовет из стигийского дола.

Он из наполненных недр — о, ежели мог бы он! — тщится

Выгнать ужасную снедь, там скрытое мясо, и плачет,

⁶⁶⁵ И называет себя злополучной сына могилой!

Меч обнажив, он преследовать стал дочерей Пандиона.

Но Кекропиды меж тем как будто на крыльях повисли.

Вправду — крылаты они! Одна устремляется в рощи,

В дом другая, — под кров. И поныне знаки убийства

⁶⁷⁰ С грудки не стерлись ее: отмечены перышки кровью.

Он же и в скорби своей, и в жажде возмездия быстрой

Птицею стал, у которой стоит гребешок на макушке,

Клюв же, чрезмерной длины, торчит как длинное древко;

Птицы названье — удод. Он выглядит вооруженным.

⁶⁷⁵ Это несчастье, не дав Пандиону познать долголетье,

Раньше срока свело несчастливца к аидовым теням,

Принял тогда Эрехтей управленье делами и скипетр,

И неизвестно, — славней справедливостью был он иль войском.

Он четырех породил сыновей и столько же рода

⁶⁸⁰ Женского; были из них две дочери равны красою.

Кефал Эолов,272 тебя, о Прокрида, назвавши супругой,

Счастье узнал. А Борею — Терей и фракийцы мешали;

Бог был долго лишен любезной ему Орифии,

Просьбам пока предпочесть не желал применение силы.

⁶⁸⁵ Но, как ни в чем не успел, надеясь на мягкость, в ужасный

Гнев пришел, что и так чрезмерно свойствен Борею.

«И поделом! — он сказал, — для чего отложил я оружье,

Ярость и силы свои, и гнев и лихие угрозы,

К просьбам прибег для чего, когда не пристали мне просьбы?

⁶⁹⁰ Сила под стать мне. Гоню облака я унылые — силой,

Силой колеблю моря и кручу узловатые дубы,

И укрепляю снега, и градом поля побиваю.

Тот же я, если своих настигну братьев под небом, —

Ибо там поприще мне, — с таким побораю усильем,

⁶⁹⁵ Что небеса до глубин от наших грохочут сражений

И грозовые огни из туч исторгаются полых.

Тот же, когда я вношусь в подземные узкие щели,

В ярости спину свою под своды пещер подставляю,

Мир весь земной и Аид тревожу великим трясеньем.

⁷⁰⁰ Вот чем должен я был домогаться невесты и тестя,

Не умоляя, склонять, но заставить силком Эрехтея!»

Так сказал — нет, пуще того! — Борей и раскинул

Мощные крылья свои, и их леденящие взмахи

Землю овеяли всю, взбушевалось пространное море.

⁷⁰⁵ Вот, по вершинам влача покрывало из пыли, метет он

Почву; мраком покрыт, приведенную в ужас и трепет,

Темными крыльями он Орифи́ю свою обнимает.

Так он летел, и сильней от движенья огонь разгорался.

И лишь тогда задержал он ристанья воздушного вожжи,

⁷¹⁰ Как до твердынь, где киконы273 живут, долетел похититель.

Стала актеянка274 там ледяного владыки супругой.

Стала и матерью двух, — разродилась она близнецами.

Всем они выдались в мать, от отца унаследовав крылья.

Все же у них, говорят, не с рождения крылья явились:

⁷¹⁵ Но до тех пор, как у них не росло бороды рыжеватой,

Братья Калаид и Зет оставались бесперыми вовсе,

После же оба плеча, как бывает у птиц, охватили

Мальчикам крылья, — тогда и щеки у них зарыжели.

А как года утекли и сменилось юностью детство,

⁷²⁰ Оба, к минийцам275 примкнув, за руном, что сияло лучисто,

В путь устремились они на судах по безвестному морю.

КНИГА СЕДЬМАЯ