Метаморфозы душевной жизни.Путь душевных переживаний. 2 часть

Поэтому можно сказать: совесть предстает каждой человеческой душе как нечто святое в человеческом сердце и как нечто такое, о чем сравнительно легко получить какое — то представление. Правда, этот вопрос встает по — иному, если рассмотреть историю и духовную жизнь человечества. И, обращаясь к этим духовным вопросам и пытаясь понять их глубже, невозможно не сделать краткого обзора той области, в которой вполне естественно предполагают найти знание об этом, то есть — области философии. Разумеется, в отношении этого вопроса дело обстоит так же, как и в отношении многого другого: объяснения, дающиеся различными философами по поводу совести, значительно отличаются друг от друга, по крайней мере внешне, — даже если они в той или иной степени и касаются сути, она везде одинаково туманна. Но это было бы еще не самым худшим. Тот, кто действительно хотел бы взять на себя труд, пытаясь выяснить, что понимали различные философы старого и нового времени под словом "совесть", обнаружил бы множество довольно красивых определений, а также множество трудно понимаемых положений, но не нашел бы ничего такого, что заставило его бы признаться себе, что в них окончательно и несомненно выражено то, что он чувствует и о чем он может сказать себе: именно это и есть совесть! Мы зашли бы слишком далеко, если бы я сейчас развернул перед вами антологию всего, что было сказано о совести ведущими философами в течение столетий. Достаточно только отметить, что начиная примерно с первой трети Средних веков и далее, во всей средневековой философии, когда речь заходила о совести, всегда говорилось, что совесть — это сила человеческой души, способная непосредственно возвещать, что человеку дозволено делать, а что нет. Но — так говорили, например, средневековые философы — в основе этой человеческой душевной силы лежит нечто другое, нечто высшее, чем сама совесть. Индивидуальность, чье имя здесь часто упоминалось, Майстер Экхарт, говорит, что в основе совести лежит маленькая искра, которая, являясь как бы залогом вечности в человеческой душе, с неоспоримой силой указывает на законы добра и зла, когда к ней прислушиваются.

Обратившись к новому времени, мы вновь находим различные объяснения совести, в том числе и такие, что должны производить странное впечатление — ведь совершенно очевидно, что они не выражают всей серьезности того внутреннего божественного голоса, называемого совестью. Некоторые философы говорят, что совесть есть нечто приобретаемое человеком, когда тот воспринимает в свою душу всё больший жизненный опыт, всё больше и больше переживает — что для него полезно или вредно, что развивает его или наоборот. И этот совокупный опыт затем изъявляет себя в суждении, которое говорит: делай это, не делай того. Есть и другие философы, которые воспевают совести хвалебные оды, какие только могут быть воспеты. К ним принадлежит великий немецкий философ Иоганн Готтлиб Фихте,

который, указывая на Я человека как на основной принцип человеческого мышления и бытия, прежде всего имел в виду не преходящее личное Я, а вечное сущностное ядро в человеке. Вместе с тем он указывал, что наивысшее, что человек способен пережить в своем Я, — это совесть. И он решительно настаивал, что человек не может пережить в себе ничего более высшего, чем повеление: это ты должен делать, а этого не делай, так как это противоречит твоей совести. Благородство и величие, заключенные в этом суждении, не оставляют места для стремления к большему. И если Фихте именно тот, кто убедительнее всех философов говорил о силе и значении человеческого Я, то характерно, что важнейшим импульсом этого Я он считал совесть.

Чем ближе мы к новейшему времени и чем больше мышление приобретает материалистический характер, тем более замечаем, что величие совести сильно принижается — не человеческим сердцем или чувством, но мышлением более или менее материалистически настроенных философов. Пусть это будет показано на одном только примере.

Во второй половине XIX века жил философ, который по благородству своей души, по гармоничности человеческих чувств, по великодушию образа мыслей принадлежал к славным, прекраснейшим индивидуальностям. Сегодня о нем мало вспоминают: я имею в виду Бартоломео Карнери. Знакомясь с его трудами, вы находите, несмотря на благородство его образа мыслей и великодушие убеждений, следующую характеристику совести, проникнутую материалистическим мировоззрением его столетия: "Что мы можем представить себе в связи с понятием "совесть"? По большому счету это не что иное, как сумма привычек и привитых суждений, приобретенных в ранней юности и запечатленных в нас жизнью и воспитанием, которые уже не могут нами ясно осознаваться. И эти привитые нам воспитанием привычки говорят: "Это ты должен делать, это — не должен!""