Метанойя

Майор госбезопасности Наталья Васильевна Норикова сидела на утреннем совещании у полковника Немировича и так, как умеют только женщины, делала несколько дел одновременно, без ущерба для каждого из них. Во-первых, она слушала доклады коллег и указания начальника. Во-вторых, она записывала пришедшие по поводу услышанного мысли и отдаваемые распоряжения. В-третьих, она перечисляла в уме, что надо сегодня купить. И, в-четвертых, думала о том, что, кажется, она и правда влюбилась в своего начальника, полковника Немировича.

Эта мысль очень сердила ее, хотя бы просто потому, что она привыкла все контролировать, а это крепчавшее день ото дня чувство никакому контролю поддаваться не хотело. Поэтому в ней боролись два противоположных желания: ей очень хотелось нахамить Немировичу и одновременно поцеловать его.

Нахамить было сложно, он ведь не только ее начальник, но и старший по званию. Поцеловать же было совершенно невозможно, по причине его возмутительной влюбленности в другую женщину. Она сердилась на него: да как он вообще посмел втрескаться в эту старуху! Отхлестать бы его по щекам!

И тут же мысленно тормозила себя: стоп, Наташа, стоп! Ты ему никто, он тебе никто, никто никому ничего не должен. Но каков наглец, а?

В это время очередь докладывать дошла до нее, и она встала.

— Наталья Васильевна, можно сидя, — улыбнулся ей Немирович. Что ее совсем уже разозлило — "Еще указывать мне будет!", но вслух она ответила:

— Спасибо, товарищ полковник, мне так удобнее.

— Хорошо. Тогда слушаем вас, — Немирович откинулся на спинку полукресла.

* * *

Николай Вениаминович слушал доклад майора Нориковой, но мысли его были далеки от содержании доклада. Он был мужчиной и не мог делать несколько дел одновременно. По крайней мере, одинаково хорошо. Поэтому он, слушая, не слышал Норикову, что, впрочем, было не страшно. С ее докладом он уже ознакомился в письменном виде. Мысли в его голове были далеки от работы и вообще крамольные по своей сути. Он думал о том, как хороша и красива эта майор Наташа. И как бы хорошо было обнять ее и… И так далее. Впрочем, не будем нарушать тайну личной жизни, и разглашать все планы, складывающиеся в голове мужчины. Они, конечно, не секретные и, более того, всем известные, поскольку ход мужских мыслей в этом направлении особой оригинальностью обычно не отличается. Но приличия есть приличия.

Дело в том, что вчера вечером к нему в гости напросился старший лейтенант Соколов и, по своему обыкновению, а также в целях маскировки, через пять минут просто оказался в его квартире. Николай так и не смог привыкнуть к этим его появлением и исчезновениям, не зная, как сие для себя квалифицировать. Как чудо? Но он был атеист и коммунист, хотя и не фанатичный. Как секретную научную разработку? Второе привычнее, поэтому он пока остановился на этой версии, как наиболее для него приемлемой. Хорошо хоть Варвара как раз, по ее словам, пошла на какую-то важную встречу с подругами по институту. Какая-то у них там годовщина или что-то в этом роде — он не забивал себе голову, поскольку доверял ей как самому себе и даже чуть больше.

Когда Немирович, предварительно плотно закрыв шторы на кухне, заварил чай и выставил варенье, они сели, и первые несколько минут обменивались ничего не значащими фразами, типа:

— А у вас здесь уютно!

— Да, это Варя старается! Варенье тоже она сварила.

— Хозяйственная она у вас.

— А вы после кремации словно похорошели.

— Правда? Отличная, кстати, процедура. Рекомендую, возрождает буквально из пепла!

— Спасибо, возможно, как-нибудь и воспользуюсь вашим советом.

Ну и т. д. Впрочем, после слов о том, что варенье сварено Варварой Изюмовой, Егор к нему больше не притрагивался и неодобрительно косился на то, как с аппетитом поглощал это варенье Немирович. Но пока молчал.

Когда чай был выпит, они перешли в комнату и Соколов озвучил цель своего визита:

— Николай Вениаминович, прежде чем я сообщу вам не очень приятное известие, мне необходимо вас вновь загипнотизировать.

— Зачем? — задал простой вопрос Немирович. Не то, чтобы он сомневался в благих намерениях старшего лейтенанта, но согласитесь, никому не хочется, чтобы копались в его мозгах, особенно, когда эта привычка начинает принимать систематический характер.

Соколов задумался.

— Дело вот в чем, Николай Вениаминович, если я вам кое-что сейчас расскажу, вы, в виду вложенной вам в подсознание установки, мне не поверите. Более того, возможно, станете сопротивляться. И тогда мне придется прибегнуть к насилию.

— К насилию? — не поверил собственным ушам Немирович.

— Ну, пока только в виде приказа, — улыбнулся Егор, — вы же видели мои корочки.

Немирович улыбнулся в ответ, но как-то вымученно, поскольку ясно услышал, словно ненароком проскользнувшее "пока".

— Сейчас просто прошу и уверяю вас, что это не только в ваших интересах, но и способствует успешному ходу следствия.

— Хорошо, — с улыбкой пожал плечами Николай, — валяйте.

Егору больше не надо было ловить глазами взгляд пациента, поскольку он уже осознал себя и свои возможности. Поэтому он просто произнес:

— Спать.