Метью Шардлейк. Книги 1-6

— Значит, вы полагаете, что некто знающий в болоте все тропы мог проникнуть в монастырь и незаметно выбраться из него?

— По крайней мере, это вполне вероятно. Стена со стороны болота пребывает в плачевном состоянии и не может служить серьезной преградой.

— А вы рассказали аббату о том, что видели огни на болоте?

— Нет. Я уже говорил вам, все его обращения к городским властям остались безрезультатными. А после горестных событий, произошедших на прошлой неделе, я впал в глубокую печаль и был не в состоянии размышлять… Но теперь… — Во взгляде его мелькнула надежда. — Возможно, это объяснит все. Эти люди, контрабандисты, преступники по своей природе. Один грех неизбежно влечет за собой другой, более тяжкий, и неудивительно, что они впали в богохульство…

— Разумеется, все обитатели монастыря были бы рады переложить вину на чужаков, — отрезал я.

Брат Габриель обратил ко мне застывшее лицо.

— Господин Шардлейк, я отдаю себе полный отчет в том, что в наших молитвах, в нашей преданности мощам и изображениям святых вы видите лишь глупые игры бездельников, привыкших жить в сытости и достатке, в то время как народ терпит нужду и бедствия, — отчеканил он.

Я склонил голову, не считая нужным возражать.

— Наша жизнь, проводимая в молитвах, — это попытка приблизиться к Христу и отдалиться от погрязшего в грехах мира, — с неожиданным пылом произнес монах. — Каждая служба, проведенная в этом храме, каждое слово молитвы — это шаг к Христу. Каждая статуя, каждый витраж напоминают о Его славе и заставляют забыть о царящем в мире зле.

— Я не сомневаюсь в искренности вашей веры, брат.

— Да, я знаю, наша жизнь здесь излишне легка. Пища излишне вкусна и обильна, одежда тепла и удобна. Не того желал от своих последователей святой Бенедикт. Но главная наша цель по-прежнему отвечает его учению.

— И какова же эта цель? Искать единения с Господом?

Брат Габриель вперил в меня горящий взор.

— Да, сэр. И поверьте, путь, которым мы идем, не так прост и легок. Тот, кто утверждает, что жизнь монахов лишена тягот, ошибается. Люди одержимы греховными вожделениями, которые разжигает в их душах дьявол. Монахи также подвержены искушениям и соблазнам. Подчас мне кажется, чем горячее наше стремление приблизиться к Господу, тем более усердствует враг рода человеческого, стремясь совратить нас с пути истинного. И побороть его происки становится все труднее.

— А вам ее приходило в голову, что кого-то из ваших братьев дьявол искушал совершить убийство эмиссара и тот не сумел побороть искушение? — вкрадчиво осведомился я. — Помните, я говорю сейчас от имени главного правителя, который, в свою очередь представляет верховного главу церкви, короля.

Брат Габриель посмотрел мне прямо в глаза.

— Я не верю, чтобы кто-нибудь из нашей братии мог совершить подобное преступление, — четко произнес он. — Если бы у меня возникли хоть малейшие подозрения, я бы незамедлительно сообщил о них аббату. Как я уже сказал вам, по моему разумению, преступника надо искать среди местных контрабандистов.

Я кивнул.

— Однако в связи с вашим монастырем ходили упорные разговоры о весьма тяжких грехах. Вы, конечно, помните о скандале, следствием которого явилось смещение прежнего приора. И вы сами сказали, один грех неминуемо влечет за собой другой.

Брат Габриель вспыхнул.

— То, о чем вы говорите, не имеет ни малейшего отношения к преступлению, свершившемуся на прошлой неделе, — пробормотал он. — И все это осталось в прошлом.

Внезапно он встал и прошелся вдоль скамьи, словно пытаясь унять охватившее его волнение.

Я тоже встал и подошел к монаху. На лице брата Габриеля застыло непроницаемое выражение; на лбу, несмотря на холод, выступили капли пота.

— К сожалению, не все осталось в прошлом, брат Габриель, — заметил я. — Аббат сообщил мне, что одной из причин, по которым Саймон Уэлплей был подвергнут столь тяжкому наказанию, явились греховные чувства, которые юный послушник питал к другому монаху. И этот монах — не кто иной, как вы.

Брат Габриель резко повернулся ко мне.

— Саймон Уэлплей еще неразумное дитя! — воскликнул он. — Я не могу нести ответственность за его греховные помыслы. Тем более я понятия не имел об этих помыслах до тех пор, пока он не признался в этом приору Мортимусу. Иначе я положил бы этому конец. Да, это правда, не сумев побороть грязные желания плоти, я вступал в связь с мужчинами. Однако я признался в этом грехе на исповеди, был подвергнут покаянию и с тех пор освободился от греховных вожделений. Да, сэр, теперь вы знаете о моем падении. Насколько мне известно, в кабинете главного правителя любят подобные истории.

— Моя единственная цель — выяснить истину о случившемся. Поверьте, я не стал бы бередить вашу душу из праздного любопытства.

Казалось, брат Габриель хотел сказать что-то еще, однако счел за благо помолчать и лишь глубоко вздохнул.

— Желаете осмотреть библиотеку? — спросил он нарочито равнодушным тоном.

— Да, не отказался бы.

Мы спустились в главный неф.