Метка Афины

Аннабет затаила дыхание. На гобелене были изображены двое полубогов, целующихся под водой: Аннабет и Перси, в тот день в лагере, когда друзья бросили их в озеро. Они выглядели как живые, словно ткач сам наблюдал эту сцену, погрузившись в озеро с подводной камерой.

— Как такое возможно? — пробормотала она.

Над ней, в полумраке какой-то голос ответил:

— Я долгие годы знала, что ты придешь, моя дорогая.

Аннабет вздрогнула. Внезапно она вновь ощутила себя семилетней девочкой, которая прячется под одеялами и ждет прихода пауков, которые нападут на нее ночью. Голос звучал именно так, как описал его Перси: женский, но нечеловеческий, злобное жужжание в разных тональностях.

В паутине над статуей что-то задвигалось — что-то темное и огромное.

— Я видела тебя в моих снах, — продолжал голос, тошнотворно приторный и зловещий, как и запах в коридорах. — Мне пришлось убедиться, что ты действительно того стоишь, пройдешь все мои испытания и доберешься сюда живой. В самом деле, ты — самое одаренное ее дитя. Поэтому, когда ты окончательно проиграешь, твоя смерть будет гораздо более тяжким ударом для моего старого врага.

Боль в лодыжке Аннабет не шла ни в какое сравнение с ледяным ядом, разлившимся по ее венам. Ей хотелось убежать, хотелось умолять о пощаде, но она не могла проявить слабость — только не теперь.

— Ты — Арахна, — крикнула она. — Ткачиха, которую превратили в паука.

Темный силуэт опустился сверху, на свету оказавшись еще ужаснее.

— Меня прокляла твоя мать. Все меня презирали, превратили в жалкую тварь… потому что я была лучшей ткачихой.

— Но ты проиграла соревнование, — заметила Аннабет.

— Это история, записанная победительницей! — вскричала Арахна. — Взгляни на мои работы, посмотри сама!

Аннабет не нужно было смотреть, она еще никогда не видела гобеленов прекраснее, даже на острове Цирцеи. Эти полотна затмевали даже некоторые тканые картины с горы Олимп. Неужели ее мать действительно проиграла, спрятала Арахну и переписала правду? Но сейчас это уже не важно.

— Ты охраняешь эту статую с древнейших времен, — предположила Аннабет. — Но ей здесь не место. Я забираю ее обратно.

— Ха, — хохотнула Арахна.

Аннабет и сама слышала, как нелепо звучит ее угроза. Как может одна девушка, да еще с лубком из воздушно-пузырьковой пленки на ноге, вытащить из-под земли такую огромную статую?

— Боюсь, сначала тебе придется меня победить, моя дорогая, — прошелестела Арахна. — Но, увы, это невозможно.

Существо целиком показалось из-за занавесей паутины, и Аннабет поняла, что ее миссия обречена на провал, а сама она на грани гибели.

У Арахны было тело гигантской черной вдовы, на брюхе — красный рисунок из волос, по форме напоминающий песочные часы, и пара сочащихся чем-то липким прядильных органов. Восемь ее длинных, тонких ног были покрыты кривыми шипами длиной с кинжал Аннабет. Если паук приблизится, Аннабет упадет в обморок от одной только вони, но самое ужасное заключалось в уродливом лице создания.

Вероятно, когда-то она была красивой женщиной. Теперь же у нее изо рта, как клыки, торчали черные жвала, остальные зубы превратились в тонкие белые иглы, на щеках росли густые черные бакенбарды. Огромные, совершенно черные глаза были лишены век, а на висках торчало еще по одному глазу поменьше.

Тварь издала резкий, скрипучий звук, вероятно, заменявший ей смех.

— А теперь я буду упиваться тобой, моя дорогая, — сказала Арахна. — Но не бойся, я вытку прекрасный гобелен, на котором запечатлею твою смерть.

XXXVII

ЛЕО

Лучше бы Лео вообще ничего не умел.

Нет, правда, иногда его таланты ужасно мешали жить. Если бы у него не было такого чутья на механизмы, они бы никогда не нашли потайной желоб, не заблудились под землей и на них не напали бы никакие металлические пижоны. Но что уж тут поделаешь.

Часть вины лежала на Хейзел. Оказалось, что в Риме ее остро развитое подземное чутье действует кое-как. Она упорно, до головокружения, водила их кругами по городу, а потом они возвращались туда, откуда начинали.

— Простите, — говорила она. — Просто… здесь под землей столько всего, так много слоев, что это немного сбивает с толку. Как будто стоишь посреди оркестра и пытаешься слушать игру только одного инструмента. Я просто глохну.

В результате они бродили по Риму, осматривая город. Фрэнк радовался прогулке, топая вперед, как здоровенная овчарка. «Хм-м-м…» — Лео гадал, сможет ли здоровяк превратиться в большую собаку, а еще лучше — в лошадь, тогда Лео смог бы ехать верхом. Он стер ноги, солнце припекало, воздух нагрелся, на улицах было не протолкнуться от туристов.

Местный форум был ничего так, вот только от него остались одни руины, поросшие кустарником и деревьями. Требовалось большое воображение, чтобы представить, что когда-то это был самый оживленный центр Древнего Рима. Лео это удалось только потому, что он уже видел Новый Рим в Калифорнии.

Они проходили мимо больших церквей, отдельно стоящих арок, магазинов одежды и ресторанов фаст-фуда. Одна статуя какого-то древнеримского чувака прямо-таки указывала на ближайший «Макдоналдс».