Метка ворона

Селена смотрела на куклу.

— Наверное. Но мне еще нужно многому научиться.

Амара отвела взгляд, хмурясь.

— Тогда ты ничего не знаешь.

— Нет, — Селена подняла клинки и быстрым движением провела ими по ткани, набитой соломой.

— Ты продолжишь этой ночью?

Селена замерла. Мама этого не говорила, но ей казалось, что они придут к Петуру снова, и в этот раз она будет управлять сном. Или хотя бы пытаться.

— Наверное.

«Запри сердце, Селена. Управляй им».

Стало тихо.

— Ты не расскажешь мне больше, — Амара утверждала, а не спрашивала.

Селена взглянула на сестру краем глаза. Они были почти не похожи. Селена пошла в мать, а Амара — в отца, хоть теперь его волосы стали седыми. Но из них двоих Амара больше напоминала мать, чем Селена.

Мама говорила, что Селена должна была управлять пейзажем сна, но так, чтобы не попасться в чувства спящего. Но у Амары был пыл, чтобы стать следующей леди Рейвенвуд. Она сделает все, что скажет ей мама, и будет работать, пока не станет идеально управлять пейзажем сна.

«А я только и делаю, что сомневаюсь в ремесле нашей семьи, которому уже сотни лет. Может, я — слабое звено».

Амара фыркнула и отвернулась, ее плечи были напряжены.

Селена закрыла глаза и глубоко вдохнула. Почему она не рассказала Амаре о пейзаже сна, об ужасном прошлом Петура или том, как мама управляла этим взмахом крыла?

Она сглотнула и подняла мечи, стала усиленно тренироваться. Пока ответ приходил к ней, она била по кукле все сильнее, солома полетела из мешка ткани.

«Потому что я стыжусь того, что видела. И я стыжусь того, что меня попросят сделать».

* * *

— Сделай это.

Селена подняла крылья. При этом она ощутила связь со сном Петура, будто нити марионетки, пока она была кукловодом. Она тянула за нити и могла управлять всем вокруг них.

— Подожги лес, как я показывала тебе.

Селена взглянула на неподвижного Петура на краю поляны. Его страх уже рос, хотя не упало еще ни искры. В голову пришла мысль. Сколько раз мама приходила сюда и практиковала свой дар на старике?

Селена щелкнула клювом и хлопнула крыльями в сторону леса. Огонь поднялся с такой скоростью и жаром, что ее мама каркнула и взмыла в воздух.

Селена не хотела возвращаться сюда. Может, если бы она доказала матери, что способна управлять пейзажем сна, она не вернется сюда.

Огонь поднимался, как рос и страх Петура. Она хотела остановиться, но этого было мало.

«Запри свое сердце», — она сжала клюв, подавляя эмоции, пока не ощутила холод. Когда она убедилась, что Петур почти обезумел от страха, она махнула крыльями, и огонь пропал. Ее мать не успела ничего сказать, а Селена полетела все выше, пока не вырвалась из пейзажа сна.

Селена отклонилась и тяжело дышала. Холодный пот покрывал ее тело, пропитал ее темную одежду. Дрожь сотрясала ее, и она обвила себя руками.

Ее мать вернулась через миг, чуть запыхавшись.

— Это была отличная работа, Селена. Еще ни разу Рейвенвуд не могла управлять пейзажем сна так быстро, получив дар. Ты талантлива, как Рабанна. Но… — она встала и поправила одежду. — Тебе все еще нужно учиться. Нужно научиться, как отыскать страх человека во сне. Порой его сложно найти. И нужно избегать душу, когда ты в пейзаже сна.

— Душу? — Селена встала, ее тело похолодело.

— Да. То, что ты видишь, лишь облик человека, в чей сон ты вошла. Мы видели не настоящего Петура во сне, только его облик. Но сны — врата в разум и душу. Если увидишь душу человека, ее трогать нельзя.

Ее мать повернулась и пошла к двери.

— Как выглядит душа? — тихо спросила Селена, когда они вышли из дома Петура. — Как я пойму?

— Они ощущаются иначе. Сильнее. Намного. Порой душа выглядит как человек. Порой — как что-то другое. Душа — ядро человека, то, кто он на самом деле. Я видела души, темные как полночь, истекающие чернилами. Я видела других, похожих на себя, но полупрозрачных и в цепях. А как-то раз я увидела душу, такую чистую и полную света, словно я смотрела на солнце. Такие опаснее всего.

Опаснее всего? Как что-то, звучащее так красиво, могло быть таким опасным?

Они вошли в замок и направились по коридору.

— Что будет, если я коснусь души? — спросила Селена.

Ее мать замедлилась.

— Тогда они увидят, кто ты, узнают, что ты там. Мы принимаем облик воронов в пейзаже сна, чтобы скрыть свою сущность. Мы делали это сотни лет. Ты слышала ведь истории о вороне Рейвенвудов?

— Да.

— Те истории родились из наших визитов в мир сна. Истории передавались годами, и люди гадали, был ворон настоящим или нет. Те истории защищают нас, чтобы мы могли заниматься работой. Но, если кто-нибудь поймет, кто мы и что можем делать, мы будем в опасности, — ее мать оглянулась, замерев. Половина ее лица была в тени, другую половину озаряли свечи ближайшего канделябра. — Наш дар силен, что бы ни думали другие великие дома. И из-за нашей способности наших предков стерли, кроме Рабанны. Мы не должны показывать остальным, что можем делать. Понимаешь? Нельзя трогать душу.

Селена смотрела на нее, ее лицо было холодным и бесстрастным, но внутри она дрожала от напряженности на лице матери.

— Понимаю.